Вдребезги

Присев на корточки, она уперлась руками в тело Берканта, а пятками – в песок и, собрав все силы, толкнула его. И еще, и еще. Беркант заорал, завизжал в ужасе, она же, чуть морщась от надсадного крика, продолжала свое дело. Он оказался тяжелым, этот хлипкий, рано состарившийся мальчишка. А может, слишком уж сильна была в нем жажда жизни. Но ей все же удалось. И после нескольких минут усилий Беркант рухнул в подготовленный для него выкопанный в песке длинный ров.

София, переводя дух, стояла над ним.

– Нравится? Ведь правда же я вырыла для тебя поистине королевскую могилу? Ты же король! Мой повелитель. А я всего лишь твоя верная подданная…

Он же, кое-как повернувшись на бок, вдруг заплакал, зарыдал отчаянно и заговорил, давясь всхлипами:

– Отпусти меня, отпусти, ну пожалуйста. Я знаю все, я знаю про Бориса… Я виноват перед тобой, страшно виноват. Я прошу прощения, я все тебе отдам, сделаю все, что хочешь, только не убивай меня, дай мне жить.

– Не смей произносить его имени, – процедила София и, не слушая больше причитаний, зашагала к мотоциклу.

Отцепив от багажника притороченную к нему лопату, позаимствованную у приютившего ее старика, она вернулась, постояла несколько минут над сотрясающимся от рыданий Беркантом и, копнув землю, сбросила ему на ноги первую горстку песка.

– Ночь на исходе, – произнесла она. – До восхода солнца остается всего час. Тот самый предрассветный час, самый страшный. Ты ведь всегда его боялся, да, милый? Час, когда границы миров размываются и жуткие твари слоняются среди нас, грозя утянуть за собой. Ты знал, что однажды повстречаешь в такой час эту тварь. Я здесь, я перед тобой, бесценный мой. Я проделала этот путь для того, чтобы показать тебе, что все в жизни имеет свою цену и за все приходится платить. За тобой скопилось слишком много неоплаченных счетов, Беркант, и вот теперь настал час расплаты. Не бойся, тебе самому станет легче, когда ты расслабишься, потому что поймешь – самое страшное уже случилось. Хуже не будет. Ты станешь свободным, Беркант, свободным от всех тех страхов, комплексов и навязчивых идей, что мешали тебе жить. Ты ведь уже большую часть их не помнишь, верно? Это сделала я, я подарила тебе эту свободу. Теперь же пришло время заняться самым главным твоим кошмаром – страхом быть похороненным заживо.

– Неееет! – заорал Беркант, извиваясь на дне ямы. – Нет!!! Нет!!!

Но София, не обращая внимания на его вопли, поудобнее взялась за черенок лопаты, чувствуя, как саднят стертые за день ладони, воткнула ее в песок и принялась за дело.

– Признайся, милый, – приговаривала она, снова и снова втыкая лопату в землю, зачерпывая песок и высыпая его на корчащееся на дне рва тело, – тебе очень весело было, когда ты унижал меня, заставлял смотреть, как обнимаешься с другими, придумывал оскорбительные прозвища? Твоя жизнь была так ярка, интересна, наполнена приключениями, романтичными поездками… Тибет ведь очень романтичное место, не правда ли? Но ничего, здесь, смею надеяться, тоже неплохо. Не томи меня, скажи, что тебе понравилось… Я так старалась для тебя, так ждала этого часа… Мечтала о нем, когда меня разрывало на части от боли в больнице, когда хваталась за жизнь в сумасшедшем доме. Разве это справедливо, бриллиантовый мой? Ты жил в свое удовольствие, путешествовал, посещал светские мероприятия, каждый вечер приводил домой новых женщин. А я, брошенная всеми, лишенная всего, переломанная, немая, пыталась выкарабкаться из небытия. Ты ведь не ожидал, что мне это удастся, правда? Но нет, я из живучей породы.

Ног Берканта уже не было видно под толстым слоем песка. Он все еще трепыхался на дне продолговатой ямы, тоненько выл на одной ноте, порой выкрикивал что-то бессвязное, то умолял отпустить его, то принимался грозить. София остановилась на минуту, утерла рукой взмокший лоб и снова взялась за лопату.

– Зато я научилась ценить жизнь. Ощущать красоту и быстротечность каждой ее секунды. Посмотри только, как прекрасен мир вокруг нас. Воздух такой прохладный, такой свежий, словно и не был несколько часов назад пропитан удушающим зноем. Скоро займется заря, начнется новый день. Скажи, тебе не жаль прощаться с жизнью? Такой убогой, такой никчемной, но все же жизнью?

Теперь уже весь торс Берканта был скрыт под песком. На поверхности оставалась лишь его голова. Всего несколько взмахов лопатой, и она тоже исчезнет, окажется навсегда погребенной в этой древней земле. Дыхание его остановится, прекрасные аквамариновые глаза закроются, сердце перестанет биться в груди…

Говорить он уже не мог – то ли сорвал голос, то ли погрузился в прострацию от ужаса. Так или иначе, с губ его больше не срывалось связных звуков, лишь отдельные хрипы и стоны.

София отбросила лопату, присела на корточки и, склонившись к едва живому Берканту, провела ладонью по его мокрому от пота лбу. Он дышал хрипло, с присвистом и смотрел в никуда расфокусированным взглядом.