Вдребезги

— Дай ему к тебе привыкнуть, — шепчет Олеся, укладывая свою ладонь поверх моего напряжённого бицепса. Идиотка. Похоже, она вообще не имеет понятия, что происходит. Это же все равно, что совать голову в пасть голодному льву. Резким движением плеча сбрасываю ее руку и, вновь усадив сына на плечи, шагаю дальше. И, кажется, до Олеси что-то доходит. Потому что дальше она идет, не проронив ни звука. Боится? И правильно делает! Говоря откровенно, вся эта ночная вылазка затеяна лишь для того, чтобы подогреть ее страх. В ней не было абсолютно никакой необходимости. После всей той информации, что я нарыл на Авдалова, он бы сам передал мне Олесю с рук на руки, если бы я того пожелал. Но зачем ей об этом знать? Пусть боится. Пусть страх жрет ее изнутри, как голодный пес кость.

За спиной раздается тихий вскрик. Я оборачиваюсь, но не сбавляю шага. Еще пара минут, и мы доходим до места, где я спрятал машину. Запрокидываю голову к небу. Красивому. Высокому. Звёздному. С яркой, усыпанной бриллиантовой крошкой лентой Млечного пути, протянувшейся между горных хребтов.

— Садись! — командую, не отрывая взгляда от звезд и не торопясь снимать с плеч сына. За спиной что-то шуршит. Потом раздается звук открывающейся двери, следом — едва слышный хлопок, с которым она закрывается. — Ну, что, сынок? Прокатимся? Хочешь покататься?

— Я хочу к маме.

Это я мог предположить. Поэтому и позволил Олесе присоединиться к нам, вместо того чтобы поддаться искушению и оставить её Авдалову. Видит Бог, за то, что она здесь — ей следует благодарить сына. Осторожно спускаю его с плеч, открываю дверь и усаживаю Дамира в специально купленное для него автокресло. Пристегиваю ремень и, обойдя машину, сажусь за руль.

— Спасибо тебе, — доносится в спину. Отрываюсь от дороги и встречаюсь с Олесиным внимательным взглядом в зеркале заднего вида. Дамир спит, свесив голову на бок. Его быстро укачало на сплошь покрытой колдобинами и рытвинами узкой горной дороге.

— Я сделал это ради сына. Не ради тебя.

— Об этом я догадалась. Откуда ты узнал, что…

— Что он мой сын? Твоя соседка сказала.

— Катя? Значит, ты все же прочитал мою записку… Господи, я так волновалась, что этого не случится.

— На твоем месте я бы волновался о другом.

О том, что будет теперь. Теперь… когда между моей яростью и тобой нет никаких препятствий. Когда я могу сделать все, что угодно… Потому что ты абсолютно и полностью в моей власти.

— Я должна извиниться перед тобой. Объяснить…

Объяснить?! Клянусь, я воспитывался в атмосфере абсолютного уважения к женщине. Я ни разу в жизни не обидел ни одной представительницы слабого пола, если, конечно, это не касалось работы. Я всегда, еще с гребаного детского сада… всегда их защищал. Но прямо сейчас мне хочется её ударить. Сжимаю пальцы крепче на руле и отвожу взгляд.

— Знаю, такое сложно понять, но…

— Просто заткнись. Даже не пытайся… — слова даются мне с трудом. Будто весят не одно тону, и мне приходится поднатужиться, выталкивая их из себя.

— Тимур…

Этот грудной голос с придыханием… Я запретил себе его вспоминать. Но не забыл. Теперь я это понимаю.

— Если ты не заткнешься, я высажу тебя прямо здесь. Как и планировал.

Она ежится. А может быть, эту иллюзию создают колеблющиеся вокруг тени. Плевать. Я стараюсь этого не анализировать. Просто отпускаю то, что бурлит внутри, позволяя ярости течь по венам. Ярость — все же лучше той пустоты, что во мне поселилась. Ярость — это хоть что-то. Если и она уйдет, что останется от меня самого? Не хочу драматизировать, но… Черт! Как же я зол…

К счастью, в какой-то момент Олеся это понимает. И дальнейшие минут сорок мы молчим. А потом у меня оживает прикрепленная к уху гарнитура.

— Наша птичка возвращается раньше, чем ты рассчитывал. Минут через двадцать встретишься с ним на дороге.

Матерюсь под уж слишком веселый для такой ситуации смех брата. Наконец мне становится понятным то странное ощущение, которое преследовало меня все это время на каждом шагу.

— Какого дьявола ты здесь делаешь? — вздыхаю устало.

— Слушай, мне отец сказал прикрыть твою задницу — я прикрываю. Разбирайся с ним сам, если что.

— Ты всегда был чертовски послушным мальчиком.

— Кто-то из нас должен был им быть. Иначе бы мама поседела раньше срока, и папе это явно бы не понравилось.

Зажмуриваюсь всего на секунду. Голос Руслана окутывает меня подобно легкому пуховому одеялу, и я немного… совсем чуть-чуть оттаяв, сворачиваю разговор.

— Ч-что случилось?

Молчу. Я не собираюсь ничего ей объяснять. Съезжаю с дороги, останавливаюсь в тени деревьев и выключаю фары. Могла бы выйти отличная заварушка, но пока в машине Дамир, я не могу рисковать. Пока ждем, откидываюсь на подголовник и прикрываю глаза.

— П-пожалуйста, Тимур, нам… Дамиру угрожает опасность?

Открываю один глаз. Нет. Она все же не понимает. Вообще ни черта обо мне не знает и не понимает. Впрочем, так даже лучше. Будет веселей.

— Нет.