Вдребезги

Удивительно, но с того момента, как я набрал номер Ами, мое твердое намерение никогда больше с ней не разговаривать и по возможности даже о ней не думать разом превратилось в ничто, и за эти пять с половиной часов я ни минуты не сомневался, идти мне к ней или нет. Конечно, идти. Думаю, никакая сила в мире не смогла бы удержать меня от этого; я бы рассмеялся в лицо безумцу, осмелившемуся усомниться в том, что мне следует явиться к Ами в назначенный час. Решение, которое я принял или которое, точнее сказать, схватило меня за горло, представлялось мне таким же естественным, как утверждение, что для зажигания спички следует чиркнуть одним ее концом, а именно головкой, по коробку. Ами прекрасно меня знала и, возможно, как раз и рассчитывала на эту внезапную перемену моего настроения: распоряжение, переданное мне прислугой, она наверняка отдала уже за несколько дней до этого, поскольку не могла знать наверняка, когда эта внезапная перемена произойдет. Но Ами не сомневалась: рано или поздно это случится, что подтверждал и голос горничной, которая не выказала ни малейшего удивления, а передавала заученный урок с уверенностью человека, который уже несколько дней кряду ждал подобного вопроса. Таким образом, мое небывалое возбуждение в тот день, когда я как одержимый носился туда-сюда по улицам, не было вызвано сомнением или внутренней борьбой (сомнения исчезли, а борьба прекратилась, едва я сунул палец в отверстие на диске телефона), но лишь слепым нетерпением поскорее увидеть Ами, хотя бы на миг, какие бы последствия это ни повлекло.

Я настолько отдался этому не поддающемуся никаким резонам откровенному принуждению моего нетерпения, что только за несколько минут до шести, оказавшись перед дверью Ами, смог более или менее здраво оценить положение. Да и то лишь на миг — когда я стоял в передней и машинально разглядывал себя в зеркале, мой мозг снова был так же пуст, как и днем, и я вступил в комнату, где сидела Ами, влекомый все тем же возбуждением, которое, впрочем, ослабевало с каждым моим шагом и постепенно сменилось страшной усталостью и неловкостью.

Ами явно заметила мою растерянность и слабость и поэтому сразу перешла в наступление. Она сделала это весьма искусно: попросила меня сесть, протянула руку и сказала:

— Что ж, наконец-то я тебя снова вижу. Давненько уже…

Она умело скрывала победное ликование, притаившееся за ее словами, так что у меня не было повода вспылить и тем самым сбить с нее спесь. Я лишь ответил:

— Да, это было давно. Вот случайно позвонил тебе сегодня и услышал, что ты хотела поговорить со мной.

— Присядь и сними пальто.

Я с трудом стянул его. Тело мое было словно свинцом налито, я обреченно опустился в кресло с очевидным желанием прислониться к плечу Ами и отдохнуть.

Она подошла к моему креслу и уселась на подлокотник.

— Вот ты и снова здесь, — проговорила она задумчиво и одернула юбку, которая задралась выше колен.

Я ничего не ответил. Ами была чертовски права. Я снова был здесь, и этим все сказано. Что мне добавить? Наполовину по-матерински, наполовину в шутку Ами склонилась надо мной. Я приник к теплу, исходившему из выреза ее платья, и почувствовал себя щенком, который наконец отыскал удобное место для сна у очага.

11

С того дня я избегал Ами. Я встречал ее лишь случайно, и бывало так, что мы сидели в одном и том же кафе за разными столиками. Обычно она приходила с кем-нибудь, кого я почти не знал и от кого прятался за газетой или отделывался кивком, давая понять, что в настоящий момент занят. Иногда Ами подходила ко мне на пару минут, но никогда не садилась рядом, а лишь обменивалась несколькими тяжелыми, натянутыми фразами, после чего ее плащ уверенно и легко скользил мимо столика назад к своей компании. А я закуривал сигарету и чувствовал, как у меня внутри растет свинцовый комок.

Казалось, что-то разбилось вдребезги между нами тем вечером, когда я попытался отогреть свою замерзшую любовь теплом, исходившим из выреза ее платья. Когда я, спустя примерно полчаса, очнулся от той усталости, что бесцеремонно швырнула меня на кресло в ее комнате, мы уже смотрели друг на друга как незнакомые люди, совершившие некий проступок: смущенно, но с твердой решимостью выбраться из неприятной ситуации. Пальцы Ами зарылись в мои волосы, но вдруг замерли и превратились в неподвижные деревянные шпильки, я почувствовал, что она борется с желанием отдернуть руки. Мы поспешили надеть пальто и отправились в кинематограф. Сидя в зале, тесно прижатые друг к другу, мы оба мечтали оказаться на другом ряду или хотя бы на расстоянии двух кресел, чтобы можно было спокойно дышать.