Коптельцев войти и забрать материалы мог очень запросто. Зайцев вдруг представил себе это.
Ему стало тошно.
Он придвинул к себе фотографию убитой. Фаина Баранова в кресле: цветочек, метелочка, усталое, навеки успокоившееся лицо. Никому не больно-то интересная при жизни, она так же мало интересовала окружающих и после своей трагической, жестокой смерти. Бедняга.
Фарфоровый пастушок пропал из ее комнаты – это факт.
Но факт единственный.
Кто притащил пастушка на Елагин?
Убийца Фаины Барановой?
Чернокожий коммунист Оливер Ньютон?
А что, если Оливер Ньютон и есть убийца Барановой? Советский Отелло.
Но кто тогда убил самого Ньютона?
Поговорить с Фирсовым следовало во что бы то ни стало. Он единственный на «Русском дизеле», кто мог объясниться по-английски, а значит, говорил с американцем.
«Mary had a little lamb», – внезапно запело в голове. Зайцев на миг увидел старательные губы, выпевающие слова. Губы и валик волос надо лбом, как носили тогда, давно-давно…
Зайцев сидел за столом, вертя в руках карандаш. Пытался сосредоточиться. Пристальнее вглядеться в туман: туда, куда уводили расходящиеся дороги версий.
И не мог. В голове его, как на заевшей пластинке, крутилась лишь английская песенка про Мэри и ее барашка.
Дело Фаины Барановой теперь касалось только его одного. Зайцев чувствовал, что должен ей это.
А песенка все зудела в голове:
4
– Так, а картоху свою забирать думаешь, товарищ Зайцев? Она корни тут уже пустила.
Черный мокрый город в раме двери казался особенно неприветливым. Дождь стекал с козырьков, лился с зонтов. Жирно блестел асфальт, шуршали автомобили, оранжевые окна ласково подгоняли тех, кто был еще не дома. Тех, кого дома никто не ждал, их свет заставлял еще острее почувствовать одиночество.
Зайцев постоял в дверях.
– Думаю, думаю, Свиридов, – успокоил он дежурного.
Быстро взбежал по лестнице обратно в свой кабинет. Нашел блокнот, нужную страницу, нужный адрес, торопливо выдернул листок и сунул в карман. Проходя мимо кабинета Коптельцева, он услышал за дверью шумные голоса. Тянуло табачным дымом: городская операция планировалась с размахом, вбирая в себя все новых и новых участников.
– А вон мешок твой, в углу, – дежурный кивнул туда, где притулился мешок. Он явно успел несколько обмякнуть: уже не выглядел таким тугим и полным. Дежурный заметил взгляд Зайцева, понял:
– Подтибрили малость на ужин, – честно сказал он.
– Да о чем ты, Свиридов? – дружески воскликнул Зайцев. – Еще возьми!
Дежурный отнекивался недолго. Запустил обе руки в мешок, потом еще, прижимая картофель горстью к животу.
– Кончай миндальничать, – распорядился Зайцев. – Лавочку скоро закрою.
Дежурный выдвинул ящик стола, переложил папки и газеты прямо на пол. В пустой ящик со стуком посыпался картофель.
– Сыпь, сыпь. Полный мешок мне все равно одному не допереть.
Дежурный заржал.
– Пока, Вася. Мерси за картоху.
– Бывай, Свиридов.
Зайцев закинул похудевший мешок на спину и вышел вон.
Дождь сразу принялся за него. От мешка потянуло рогожей и землей. Соваться с ним в переполненный трамвай нечего было и думать.
Мешок постепенно наливался тяжестью, ладони горели. Намокшую кепку хотелось сорвать с головы и метнуть подальше.
На Морской Зайцев перехватил мешок одной рукой, другой выудил из кармана бумажку. Проверил номер дома и квартиры. Квартира оказалась на самом верхнем этаже. Зайцев несколько раз нажал кнопку. Лифт не отозвался. Видимо, дворник отключил его – надоело убирать за новыми пролетарскими обитателями дома, для которых лифт был вроде туалета. Зайцев потопал на шестой этаж пешком. Двери квартир глядели на него множеством почтовых ящиков, табличек с именами жильцов: с десяток на каждой двери.
Наконец Зайцев скинул мешок с нывшей спины. Нашел табличку с нужным именем. Она была картонной. Чернилами было выведено: «три коротких». Все вместе таблички эти являли типичную азбуку Морзе типичной коммунальной квартиры со всеми ее позывными: три коротких – один длинный, два длинных – короткий, длинный – во всех мыслимых комбинациях.
Зайцев коротко нажал три раза на медную пуговку звонка. Послушал. Тихо. Может, нет дома. «Глупо», – только и успел подумать он. Уже собрался уйти. Дверь внезапно щелкнула, открылась. Блеснула цепочка. В темноте сияло лицо.
– Вы? – удивилась Алла Петрова. Она явно пыталась и опять не могла вспомнить, как его зовут.
– Я же вам обещал картошку.
Глава 9
1
Ленинградский вокзал в Москве оказался почти точной копией Московского в Ленинграде, так что еще несколько минут пассажиру могло казаться, что он никуда не приехал, а просто провел ночь под стук колес и храп попутчика.