Вечер гениев

Женя, что называется, залег на дно. Он стал исправно ходить на занятия, наверстывая упущенное, мало общался с сокурсниками и редко проводил свое свободное время вне общежития. Дважды Князь оставлял на проходной записки с предложением встретиться, но Женя, хоть у него при этом холодела душа, игнорировал эти предложения. Он не был настолько наивным, чтобы надеяться, что Князю надоест писать ему записки, и он отстанет. Женя чувствовал, что долговая петля на его шея очень скоро затянется, но не видел выхода из создавшегося положения. Он был просто парализован страхом и последней неудачей в Погаре, и, подобно зверю, затаился в своей норе.

Князь не заставил себя долго ждать. Однажды после обеда он появился в комнате Жени. На улице шел снег, и Князь принес снежинки на воротнике дубленки. От него пахло морозом и дорогим одеколоном. Он молча ходил по комнате, скрипя кожей ботинок, и ждал, когда из комнаты выйдут посторонние.

Оставшись с Женей наедине, Князь без вступлений, тихим и усталым голосом сказал:

— Ты должен мне, но это чепуха. Лично мне твой порошок не нужен. Его ждут люди, которые без него не способны прожить даже один день. Сам понимаешь, говорить с ними, обещать, "кормить завтраками" очень трудно. Невозможно. И я устал. Мне надоело напоминать тебе о долге. Я решил перевести стрелки на тебя. Будешь сам объясняться с ними… Короче, ты отливаешь себе пулю.

Он повернулся, чтобы выйти, как Женя кинулся к нему и схватил Князя за руку.

— Подождите! — взмолился он. — Пожалуйста, подождите еще немного! У меня какая-то неудачная полоса пошла. Нет квартиры, нет химикатов, нет оборудования… Мы с другом работали в Погаре, и у нас получилась какая-то гадость, я чуть не подох!

— Две недели, — сказал Князь. — Даю тебе последний шанс. А потом не обижайся…

Он вышел. Женя упал на койку и неподвижно лежал до наступления сумерек. Когда встал и подошел к окну, на небе уже сиял обточеный с одного края месяц. Дни стали настолько короткими, что Женя уже забыл, как выглядит мир в солнечном свете. Казалось, что сутки состоят из бесконечно длинного вечера, и впереди нет ничего, кроме ночи, похожей на смерть…

— Не смей мне больше звонить! — необычно зло ответил Ковальский. — Забудь мой номер телефона! У меня ничего нет, запомни это раз и навсегда! Я завязал! Баста! Все кончено!

— Ну хоть чуть-чуть, — со слезами в голосе говорил Женя, прижимая трубку к губам. — Мне очень надо. Выручи в последний раз…

— Я разве не ясно выразился?! — крикнул Ковальский и оборвал связь. В трубке запиликало.

Несколько дней подряд Женя просил у сокурсников деньги в долг. Под большие проценты. Перетряхнул все свои карманы. Собранной суммы хватило только на химикаты. Хорошо, Лешка помог — взял ключи от квартиры у своего знакомого, который собирался по турпутевке в Египет.

Они сделали еще одну попытку изготовить триметилфентанил. На последних стадиях особенно старательно очищали и алкирировали продукт. То, что получилось, испробовал на себе Женя. Через несколько минут у него остановилось сердце, и Леша, прося у бога прощения, делал ему искусственное дыхание и неистово давил ладонями на грудную клетку.

Когда "мотор" заработал, и Женя пришел в сознание, у флегматичного и невозмутимого Леши началась истерика. Он, как сумасшедший, перевернул на кухне стол, высыпал все реактивы на пол и разбил несколько колб.

— Все!! — орал он. — С меня довольно! Я завязал! Никогда больше! Никогда!..

И, хлопнув дверью, выбежал из квартиры.

Женя сидел на полу и смотрел, как по линолеуму растекается зловонная черная жидкость. Он машинально подобрал валяющийся рядом шприц, втянул в него жидкость из лужицы и стал с удивительным спокойствием смотреть на кончик иглы. "Может, повторить? — думал он. — И больше не будет ни Князя, ни фосгена, ни химикатов, а только вечный покой… Какое это блаженство!"

Но этого блаженства он не испытал. Когда Князь в очередной раз вызвал его на телефонный переговор, Женя попросил денег на химикаты.

Глава тридцать первая

"Крокодил" расползался по югу России и Москве с ужасающей скоростью. Было зафиксировано десятки случаев смерти от передозировки. Столичный уголовный розыск работал в усиленном режиме. И все-таки следствию никак не удавалось выйти на производителей наркотика.

Когда Новикову представили очередной протокол записи телефонных разговоров Князя Мамедова, он почувствовал, что в конце тоннеля, наконец, забрезжил свет. Весьма узкий и однообразный круг знакомых Князя, включающий в себя лишь относительно законопослушных рыночных торговцев, неожиданно расширился до общежития МГУ.

КНЯЗЬ: Как тебе отдыхается в Москве, сынок? Денег хватает?

ГЮНДУЗ: Да, папа, есть пока. Я тебе, кажется, еще не говорил — мою курсовую выдвинули на общероссийский конкурс. Здесь, в Москве, об этом узнал.

КНЯЗЬ: Молодец, сынок! Я очень рад за тебя… Послушай, у меня к тебе будет просьба. Запиши, чтобы не забыть.

ГЮНДУЗ: Да, папа, я возьму карандаш.

КНЯЗЬ: Значит, общежитие химического факультета МГУ. Комната двести двадцать девять. Найди там Женю.

ГЮНДУЗ: Женю?