— Конечно, я собиралась все рассказать тебе. Если помнишь, я даже пыталась это сделать, — с достоинством сказала она и слегка поежилась, заметив, как сузились его глаза.
— Пыталась? — издевательски рассмеялся он. — Брось свои штучки, Айрин. Ты могла все объяснить мне, когда я впервые сказал, что видел тебя в Гштаде! — с горячностью добавил Майкл и угодил в точку, потому что уже тогда она понимала, что совершает ошибку. Вот только не знала, насколько большую.
Признавая свою вину, но и не считая его совершенно невинным, Айрин вызывающе вздернула подбородок.
— Нет, не могла. Ты ужасно меня разозлил. О Боже, что, по-твоему, я должна была почувствовать, узнав, как все это время ты относился ко мне? — воскликнула она. — Я видела, что ты презираешь меня, но до того момента не могла понять почему. Проклятье, Майкл, как ты мог думать, что я такая?! — с болью в голосе спросила Айрин.
— А что еще я мог думать, после того как увидел все это?
От обиды на глазах Айрин выступили злые слезы, и она поспешила их сморгнуть.
— Но ты лишь однажды был свидетелем моего «недостойного» поведения! Неужели я не заслужила хотя бы сомнения, после того как мы снова встретились и ты узнал меня совсем с другой стороны?
На лице Майкла отразилось некоторое смятение.
— Откуда я мог знать, что это не очередные твои штучки? Конечно, все было бы иначе, скажи ты правду. Возможно, я поспешил с выводами. Возможно, мне следовало задать больше вопросов. Но в любом случае, ты должна была с самого начала сказать мне правду, — холодно заметил он, и его несправедливость вывела Айрин из себя.
— Ты бы не поверил мне! И не смей отрицать этого, Майкл! У тебя это была идефикс, и ты ни за что не желал с ней расставаться, что бы я ни говорила. Сколько раз я пыталась сказать, что всему может найтись совершенно невинное объяснение, что ты не знаешь меня, но ты был непоколебим в своем убеждении! — сердито выпалила Айрин.
Ноздри Майкла раздулись, и он сердито втянул в себя воздух.
— Поэтому ты решила сделать из меня дурака? — спросил ее Майкл, и у Айрин болезненно сжалось горло.
— Только поначалу. Я хотела отплатить тебе за все, что ты сказал. Я хотела бросить правду тебе в лицо, после того как мы раздобудем письма, — с трудом выговаривая слова, призналась она, и мускул на его щеке задергался.
— Почему же не сделала этого? У тебя была масса возможностей, после того как мы покинули дом Джулза, — потребовал ответа Майкл, и Айрин, почувствовав, куда может завести этот разговор, опустила взгляд.
— Я передумала, — огрызнулась она, пытаясь защититься с помощью полуправды, и Майкл разразился хриплым, отрывистым смехом.
— Ну конечно! Ты решила, что будет забавнее, если я узнаю об этом подобным образом!
Быстро взглянув на него, Айрин энергично замотала головой.
— Нет! Я и представить не могла, что все так получится. Я передумала потому… — Айрин заколебалась, зная, что ступает на зыбкую почву, — потому что не хотела портить наших отношений, — чуть задыхаясь, призналась она, пытаясь поймать его взгляд.
— Отношений? — язвительно воскликнул Майкл, разрывая ее и без того измученное сердце. — Нас не связывают никакие отношения, милая. Мы просто провели одну ночь вместе, только и всего!
То, что ему удалось описать их взаимную страсть столь уничижительно, не предвещало ничего хорошего. Однако Айрин все же попыталась спасти хоть что-нибудь от разгрома.
— Это была не просто ночь. Это было начало. То, что мы почувствовали, оказавшись рядом, никуда не ушло. — Это и сейчас было здесь, прячась под маской злости.
— Может быть, и так, — неохотно согласился он. — Но если думаешь, что после всего этого я захочу иметь с тобой дело, то глубоко ошибаешься!
Айрин всегда знала, что Майкл плохо воспримет правду, именно поэтому и хотела, чтобы их роман продлился дольше одного дня. В таком случае им, возможно, удалось бы пережить момент признания. Слабая надежда, но единственная, которая ей оставалась. Она хотела отвоевать для себя побольше времени. Хотела запастись воспоминаниями, которые будут согревать ее в предстоящие холодные годы. Но все рухнуло, и у Айрин остались только ирония и злость на его лицемерное ханжество.
— Значит, так? Все кончено, потому что твою гордость уязвило то, что я не рассказала тебе о Соне. Хорошо, а как быть с моей гордостью? Ты походя вынес мне приговор и вцепился в него мертвой хваткой! Ты хотя бы представляешь, как больно было мне?
Майкл в упор смотрел на нее, его ноздри раздувались, в глазах полыхал огонь.
— Поскольку ты знала, что это неправда, я не понимаю, как тебе вообще могло быть больно!
— Ах, не понимаешь? — взвилась Айрин, потеряв всякую осторожность. — Что ж, позволь кое-что сказать тебе, Майкл Эббот. Мне было ужасно больно. Мне было больно, как в такой ситуации было бы больно любой женщине, любящей мужчину!