Вечера с историком

Проезжая мимо Алкасара, она заметила высокого стройного человека в черной одежде, в котором узнала своего возлюбленного. Она направила к нему пажа, шедшего рядом с ее носилками, чтобы подозвать его к себе. После всего случившегося просьба эта немало удивила Родриго. К тому же, учитывая теперешнее положение ее отца, ему не очень-то хотелось быть увиденным в обществе Изабеллы де Сусан. Но все же он подошел, влекомый любопытством.

Ее приветствие еще больше удивило его.

– Ты, наверное, знаешь, у меня большая беда, Родриго, – грустно сказала она. – Ты слышал, что случилось с моим отцом?

Он внимательно посмотрел на нее, но не увидел ничего, кроме ее очарования, подчеркнутого печалью. Было ясно, что она не подозревает его в предательстве, как и не сознает того, что клятва, силой вырванная у него, более того, клятва, вероломная по отношению к святому долгу, не может считаться обязывающей.

– Я… Я услышал об этом час назад, – соврал он неуверенно. – Я… я глубоко тебе сочувствую.

– Я заслуживаю сочувствия, – ответила она. – Его заслужили и мой бедный отец, и его друзья. Очевидно, среди тех, в кого он верил, был предатель, шпион, который прямо после встречи донес на них. Если бы у меня был список присутствовавших, то было бы легко выявить предателя. Достаточно было бы посмотреть, кто там был и кто не был потом арестован.

Ее красивые грустные глаза внимательно смотрели на него.

– Но что станет теперь со мной, такой одинокой в этом мире? – спросила она. – Мой отец был единственным моим другом.

Эта коварная мольба быстро сделала свое дело. К тому же, он увидел прекрасную возможность проявить великодушие, почти ничем не рискуя.

– Единственным другом? – спросил он, понизив голос. – Разве не было еще одного? Разве нет еще одного, Изабелла?

– Был… – тяжело вздохнула она. – Но после того, что произошло прошлой ночью, когда… Ты знаешь, о чем я. Тогда я потеряла голову от страха за моего бедного отца и потому не могла осознать ни всей мерзости его поступка, ни того, как прав был ты, когда хотел донести на него. Но все же мне приятно, что его взяли не по твоему доносу. Это сейчас мое единственное утешение.

В этот момент они достигли дома. Дон Родриго предложил ей руку, чтобы помочь спуститься с носилок, и попросил разрешения зайти вместе с ней в дом. Но она не пустила его.

– Не сейчас, хоть я и благодарна тебе, Родриго. Если ты захочешь прийти и утешить меня, то скоро сможешь это сделать. Я дам тебе знать, когда буду готова принять тебя, конечно, если ты простишь меня…

– Не говори так, – попросил он. – Ты поступила благородно. Это я должен просить у тебя прощения.

– Ты великодушен и благороден, дон Родриго. Да хранит тебя господь! – сказала она и ушла.

До встречи с ней он был удручен и почти несчастен, понимая, какую совершил ошибку. Предавая Сусана, он действовал отчасти в порыве гнева, отчасти – религиозного долга. Горько сожалея о потере, он корил себя за необдуманность своего гнева, у него зародилось сомнение, стоит ли так строго выполнять религиозный долг тому, кто хочет сам пробить себе дорогу в этом мире. Короче говоря, его раздирали противоречивые чувства. Теперь в ее неведении он снова обрел надежду. Она никогда ничего не узнает: Святая Палата строго охраняла тайну доносов, чтобы не отпугнуть доносчиков, и никогда не устраивала очных ставок обвинителя с обвиняемым, как это происходило в гражданских судах. Настроение дона Родриго после встречи с Изабеллой намного улучшилось.

На другой день он открыто нанес ей визит, но не был принят. Слуга сослался на ее нездоровье. Это вызвало в нем тревогу, несколько ослабило надежды, но вместе с тем усилило его устремления. На следующий день он получил от нее письмо, щедро вознаградившее его за все тревоги.