Вечная Вдова

Эйтор не без труда сдержал довольную улыбку. Влюбленный глупец, вот кто стоял перед ним, дрожа от возбуждения, но вовсе не будущий король, правитель целой державы. И, как всякий, одержимый страстью, он не всегда отдавал себе отчет в том, что говорил и делал. А это было непростительно для наследника престола, и ныне Эрвин должен был поплатиться за свое легкомыслие. В прочем, Эйтор сдержал себя, не позволив радости и предвкушению собственной победы стать слишком явными. Время для его триумфа еще не настало.

А Эрвин и не мог бы заметить в этот миг мелькнувшее во взгляде своего названного брата торжество, ибо перед глазами его возник образом той, кто была для молодого принца всем, и кому сейчас, возможно, грозила опасность. И чтобы помочь той единственной, кому наследник престола отдал свое сердце, сейчас Эрвин был готов нарушить все запреты.

В мире, где любовь уступила место животной страсти или, напротив, холодному, нечеловеческому расчету, все же оставалось место чудесам. И наследник королевского престола Альфиона, юный принц, уже заставлявший восторженно вздыхать многих великовозрастных девиц, а также их матерей, мечтавших о такой превосходной партии для своих чад, сам попал в чудо, в волшебную сказку, за что не переставал благодарить всех светлых богов.

Мог ли наследник, охотившийся в лесах близь Фальхейна вместе со своими приятелями предполагать, что однажды, отбившись от товарищей во время погони за раненым вепрем, он встретит свою любовь, ту, которая сразит молодого принца с первого взгляда, вытеснив из его сердца, из его помыслов всех прочих красавиц, безуспешно добивавшихся благосклонности Эрвина не первый год? Потеряв след, отстав от погони, гнавшей уже получившего смертельную рану матерого секача, Эрвин не успел понять, что произошло, когда вепрь, от боли и предчувствия смерти пришедший в совершеннейшую ярость, набросился на него, в мгновение ока прикончив коня.

Юноша чудом остался жив и вступил в поединок с могучим зверем, не рассчитывая на помощь, но полагаясь лишь на собственные силы. И он смог свалить вепря, но и сам получил тяжелую рану. Принц погрузился в беспамятство, а когда вновь пришел в себя, первым, что он увидел, было обрамленное золотыми кудрями прекрасное юное лицо, на котором застыла печать тревоги.

Знала ли дочь простого сыродела, случайно оказавшаяся ранней весной в этой роще, кого спасла от смерти, перевязав раны, а затем притащив его, лишенного сознания, в свой дом? Пожалуй, нет, думал позже Эрвин, разлучаясь со своей возлюбленной и вновь возвращаясь во дворец, с некоторых пор ставший для принца настоящей тюрьмой. И едва только выдавалась такая возможность, он вновь и вновь убегал прочь, в то затерянное в лесах селение, убегал один, таясь ото всех, охваченный предвкушением скорой встречи.

Она не жаждала богатства, не стремилась оказаться под сводами королевского дворца, тем более не мечтая занять место подле короля, потом, когда наступит время Эрвину надеть золотой венец государя. Они просто любили друг друга, то нежно, то яростно, с такой страстью, какую не суждено было изведать ни одному человеку на всем белом свете. По крайней мере, Эрвин искренне верил в это.

Но частые отлучки наследника престола не могли долго оставаться незамеченными. Кто-то предал, или, быть может, сам король приказал своим слугам следить за сыном. Как бы то ни было, тайна открылась, и принц, не думая о том, что будет, заявил своему отцу, что намерен взять эту простолюдинку в жены, сделав ее в положенный срок своей королевой, а не просто девицей из нищей деревеньки. И последовала буря, которую вполне возможно было предвидеть, и которая не могла сломить решимость юного наследника престола.

  - Брат мой, государь опасается, что ты сбежишь вместе со своей возлюбленной, а потому приказал схватить ее, - сообщил в тайне торжествовавший Эйтор. - Он послал воинов в то селение, приказав им привезти сюда Ильму и ее родных. Государь хочет заточить их в темницу.

Эйтор ни на мгновение не ощутил мук совести. Просто каждый сейчас сделал свой выбор, и если принц выбрал любовь, то он, юнец без прав и без судьбы, решил добиться власти, а для этого были хороши все средства.

  - Нет, нет, - вскричал Эрвин, схватившись за голову. - Он не посмеет! Не может быть, чтобы отец сделал это!

  - Посмеет, брат, и тебе это известно лучше, чем мне, - со скорбным видом молвил в ответ Эйтор. - Его люди уже покинули дворец.

  - Я должен спасти ее, защитить, - стиснув зубы, прорычал наследник, во взгляде которого вновь мелькнуло безумие, точь-в-точь такое же, какое столь часто охватывало его родителя. - Нужно торопиться. Но стража, - простонал он. - Меня не выпустят отсюда! Что же делать?

  - Стражники не посмеют причинить тебе вред, - убежденно произнес Эйтор. - Ты все же наследник престола, и не важно, что в гневе мог сказать твой отец. Горячность его известна всем, но не каждое его слово следует воспринимать всерьез.

Тот, кого Эрвин совершенно искренне считал своим братом, извлек из-под кафтана длинный кинжал, вдетый в ножны, и протянул его наследнику трона.