– Наше ведомство плотно связано с вашим, сами понимаете. – Вюст поднял глаза вверх.
– Понимаю.
– Таким образом, мы имеем возможность внимательно присмотреться к людям из СС. Очень внимательно. И некоторым, вроде вас, мы делаем особые предложения. Делаем и вам.
– От этого предложения я не смогу отказаться, не так ли? – Лилленштайн с деланым равнодушием отхлебнул кофе, но тот уже остыл и имел мерзкий вкус. Глаза Вюста смотрели внимательно, цепко, теперь этот человек меньше всего напоминал доброго дядюшку очаровательной девочки, любящего детей и несчастного в личной жизни. Перед Генрихом сидел жесткий, сильный человек, чьи холодные глаза смотрят в самую душу, и эта душа трепещет, бьется в испуге, в ужасе. Оттого что ее видят…
– Вы не пожалеете, – произнес Вальтер.
И жизнь барона фон Лилленштайна изменилась навсегда.
Через несколько лет он впервые остановился перед дверями, на которых вместо обычного номера была прибита дощечка с рунным плетением.
– Прошу, – Вюст широко распахнул дверь, пропуская Лилленштайна вперед. – Это ваше!
– Так уж и мое… – Генрих усмехнулся.
– Ваше, ваше. – Вюст закрыл двери и прошел следом за Лилленштайном. – Именно вы станете отвечать за этот проект.
Они прошли по коридору. Сдали оружие дылде эсэсовцу, что стоял за высокой стойкой. Расписались в ведомости.
Эсэсман нажал какую-то кнопку. Раздался мелодичный звонок, и часть стены откатилась в сторону.
– Я ожидал чего-то более впечетляющего, – фон Лилленштайн натянуто улыбнулся, рассматривая помещение лаборатории. Какие-то колбы, реторты, провода. Все то, в чем он сам ни черта не понимает. Несколько человек в белых халатах.
И большая клетка в центре комнаты.
От ее вида Генриху стало не по себе. В таком вольере могли бы содержаться большие животные. Например, обезьяны. Человекообразные обезьяны. Однако наличие в клетке деревянного кресла и кровати не оставляло никаких сомнений…
– От научно-технического прогресса никуда не денешься. – За спиной Вюста закрылась дверь.
К ним навстречу неторопливо шел плотный, чуть обрюзгший человек с характерными короткими усиками. Два дубовых листочка и звездочка посверкивали серебром в его петлицах. Лицо этого человека Лилленштайн знал очень хорошо.
Генрих вытянулся, громко щелкнул каблуками и вскинул руку вверх.
– Хайль… – скрипуче отозвался старик, то ли махнув рукой, то ли ответив на приветствие.
Лилленштайн замер.
– Вольно, – снова скрипнул бригаденфюрер. – Вольно…
Его темные, очерченные кругами глаза смотрели изучающе. Цепко.
Про него ходило множество слухов, часть из них он придумал сам, что-то было правдой, что-то нет… Прорваться сквозь информационный туман было чертовски сложно. Кто-то говорил, что в нем живет тысячелетняя память предков, кто-то – что он является наследником древней линии немецких королей… В любом случае, как бы то ни было, Карл Мария Вилигут был не последним человеком в СС, да и во всем Третьем рейхе.
– Значит, это про вас мне прожужжал все уши Вальтер?.. – Вилигут говорил тихо, почти без выражения. – Хорошо, хорошо… – Он повернулся к Вюсту. – Вы мерзкий человек, Вальтер. Зачем вы испоганили мальчику жизнь? Нужно было отправить его в Стамбул, к Зеботтендорфу…
– Я посчитал… – Вюст запнулся, словно подавился слюной, но справился с собой и продолжил: – Посчитал, что больше пользы от него будет на нашем участке…
– Конечно, – Вилигут пожал плечами и от этого вдруг стал похож на больного, усталого старика. – Конечно.
Он взял Лилленштайна за локоть. Чуть сжал. И Генриха как будто током ударило, он вздрогнул, удивленно открыл рот… Но бригаденфюрер уже убрал руку и, буркнув Вюсту что-то вроде: «Пусть работает…», – направился к двери.
Когда стена снова встала на место, Вальтер вытер со лба пот.
– Да, Генрих, вы даже не представляете… Даже не представляете…
– Помимо этого, Вальтер, я еще и ничего пока не понимаю. Ваши ребята морочили мне голову два года. В какой-то момент мне показалось, что я знаю все, но сейчас вы притащили меня туда, где я опять чувствую себя неопытным новобранцем. Это начинает надоедать. Вам не кажется, что на фронте я бы принес больше пользы?
– Бросьте ворчать, Генрих! – весело отозвался Вюст. – Хотите на фронт? Ваше желание исполнится, не переживайте. Пойдемте.
И он повел фон Лилленштайна к дальней двери.
Генрих осторожно обходил столы с ретортами, в которых что-то булькало, вскипало, меняло цвет. Сновали туда-сюда белые халаты, лаборанты, профессора… все одинаковые в своем научном азарте.
Вюст уже открыл дверь и жестом попросил Лилленштайна поторопиться.
За дверью располагался обыкновенный кабинет. Письменный стол, зеленое сукно. Лампа. Полки с книгами. Два кресла.
На стуле посреди комнаты сидел человек. Вюст закрыл дверь, махнул рукой в сторону сидящего:
– Знакомьтесь, это номер двенадцать. Имен нет. Только номера. Такая уж специфика.
Лилленштайн внимательно рассмотрел незнакомца. Крепкий. Широкие плечи. Мешковатая одежда скрывает фигуру. Короткие волосы. Лица не видно, номер двенадцать сидел с опущенной головой.
– Он спит?
– Нет. – Вюст щелкнул пальцами. – Номер двенадцать, встаньте.