Вечное возвращение. Книга 2

Советская критика упрекала Новикова и за чрезмерное тяготение к сатире, и за погрешности против синтаксиса. Краткая литературная энциклопедия (1978 г.) указывала, что «объектами для сатирических изобличений он берет бюрократизм, кулачество. Вышедшая в 1929 большая сатирическая повесть Новикова «Причины происхождения туманностей», имея целью сатирически изобличить бюрократизм в советских условиях, дает совершенно ложное представление о пролетарском государстве как целиком бюрократическом. Н. пользуется гиперболой, он злоупотребляет количественным накоплением фактов бюрократизма и оставляет в стороне такую актуальную задачу советского писателя, как показ несоответствия бюрократических методов руководства характеру пролетарской власти».

Пробуждение личности

В. Б. Келлеру

Придет время, когда погибнет и все, возрастающее в теплице: тогда мир согреет все сердечностью и теплотой.

Мак. Сигайкин. «Философия простака».

Возмужалая агрономическая наука признала бурьян травой вредной: он причислен к разряду сорняков, занявших почетное пространство на советских полях.

Кузьма Федотович Шаповаленко, житель деревни Кунья-Сармы, одно время имел веское возражение против этой установившейся научной догмы.

– Все, что возрастает само по себе, – не может быть бесполезным, – говорил Шаповаленко. – Идеи, как и бурьян, зарождаются дуриком. А поэтому не есть ли он, бурьян, растение величайшее из всех трав?!

Кузьма Федотович не предполагал, что идеи возникают от причин, а всякое растение бывает двуполым: растение мужского пола пыльцой, исходящей от цветения, оплодотворяет противоположный пол.

Однако мнение Шаповаленки о значении бурьяна заслуживает всестороннего внимания. Овладев в полной мере терминологией, он находил две полезности бурьяна: положительную и относительную.

К полезности положительной бурьян причисляется как сухоустойчивое растение; к полезности же относительной – как растение массовое, возрастающее вне плановости. К тому же бурьян превозрастает на развалинах, а Кузьме Федотовичу доподлинно известно было, что на развалинах старого мира возрождается новая общественность.

Шаповаленко жил в деревне, а позади его хаты без причин превозрастал бурьян. Весной беспокойные куры водили туда торопливых цыплят, а дряблые старики ходили по нужным делам. В ранней возмужалости Шаповаленко туда же приглашал девушек для душевных разговоров, и почти каждая девушка, сломивши стебель бурьяна, преподносила его ко рту, что и освобождало ее от обязанности говорить вздор.

На восемнадцатом году жизни Кузьма Федотович изведал сладость любви. Местом сладострастья был бурьян, а предметом – Пелагея, прозванная по-уличному Галендухой (впоследствии эта девушка для благозвучия переменила имя Пелагея на Полину, а вышедши замуж, приобрела фамилию Жамкина). Разнежившись от взаимных ласк и возбужденные страстью, молодые люди прикатали большую площадь бурьяна, а когда Галендуха вернулась домой, от нее несло дурным запахом. Отец Пелагеи, подняв глаза, пытливо посмотрел на дочь: он понял все, и радость была омрачена, а любовь опозорена. Ночью Шаповаленко ушел в неведомые для сельчан страны и, отбыв юношей, возвратился в деревню возмужалым.

Его хата превратилась в развалины, поросшие бурьяном, и на развалинах он присел отдохнуть.

– Шел я напролом, думал, что за горизонтом блинцы, – сказал он сам себе и пополз в бурьян, где возлег на брюхо.

Тем летом надвигался голод, и Кузьма Федотович не выходил из бурьяна, чтобы не смотреть на людское бедствие. На зиму он поселился в холодном соседнем сарае, сложив туда запасы бурьянных стеблей, слегка просоленных. На дверях жилища, в созвучие собственной фамилии, он прибил картонную вывеску:

Шью шапки

и

починяю валенки.

Но мужики, по тому времени, не воспользовались услугами шаповаленского ремесла, ибо каждый предпочитал дома кипятить валенки в воде, чтобы добывать отвар для кваса. Только среди зимы какой-то старик доставил для починки старые кожаные опорки, служившие ему обувью для ночных выходов. Кузьма Федотович размочил опорки в воде и обнаружил мягкость кожи. Он попробовал пожевать подошву, и она оказалась вкусной. Два дня Шаповаленко не сосал сочных стеблей бурьяна, питаясь кожей и убеждая себя в том, что кожа сродственна мясу.

В деревню часто прибывали горожане, и Шаповаленко, слушая их речи, долго думал о том, куда иссякли из обихода простые слова. Слова горожан не хватали за душу, хотя и была она обнаженной. Правда, Кузьма Федотович знал, что каждый мужик душевность прячет, путь к ее обнажению весьма извилист, но тем не менее он был в большой претензии к горожанам. Будучи на базаре, он наблюдал, как один мужик покупал штаны. Торговец перемахнул через руку с полдюжины брюк, а взоры мужика упали на одни. Мужик просил уступить четвертак, а торговец, для выгоды ремесла изучив мужицкую душу вообще, тряхнул брюками перед глазами.