Когда открываю входную дверь, то чувствую себя странно. Я стараюсь не обращать на это внимания, делаю шаг в сторону и пропускаю Луизу вперед. Ее плечо касается моей руки.
– Ты любишь пасту? – спрашиваю я.
– Мне хватит и куска хлеба, – отвечает она.
«Кусок хлеба». Я иду на кухню, и Луиза следует за мной. Тишина неприятна, она настолько громкая, что близость Луизы странным образом вызывает у меня беспокойство. Это чувство мне незнакомо. Как будто это не мое тело. И не моя голова. Как будто я кто-то, кто заглядывает мне через плечо. Судорожно соображаю, о чем бы ей рассказать, но в голову ничего не приходит. Я не из тех, кто много говорит, и за последние несколько дней не пережил ничего примечательного. Во всяком случае, ничего такого, о чем стоило бы рассказать. Я работал и думал о ней. Вот и все.
– Вчера пришло второе письмо от моего брата, – вдруг говорит Луиза, и одна эта фраза полностью меняет атмосферу. Она становится доверительной.
– Что там написано? – спрашиваю я.
Луиза садится за стол.
– Что мне нужно найти себе хобби.
– Хобби?
Луиза кивает и рассеянно перебирает пальцами. Они миниатюрные, как и все в ней. Когда она поднимает глаза и замечает мой взгляд, я отворачиваюсь и достаю из шкафа кастрюлю. Я наполняю ее водой и, добавив соль, ставлю на плиту.
– И? У тебя уже есть идеи? – спрашиваю я.
– Нет. Я не любитель хобби. – Короткая пауза. – Именно поэтому он это делает.
Я сажусь рядом.
– Хорошо, а что ты любишь делать? Что для тебя важно?
Какое-то мгновение она колеблется, но потом говорит:
– Музыка, – и тут же добавляет: – Но я не хочу учиться играть на каком-то инструменте.
Я хмурюсь.
– А почему нет?
– Потому что не хочу портить себе музыку, – говорит она.
Я не могу не улыбнуться.
– Понятно. – Короткая пауза. – Значит, никаких инструментов.
– Да, никаких.
Вода закипает, и я встаю. Достаю из кухонного шкафчика вскрытую упаковку пасты Barilla и банку измельченных томатов, высыпаю макароны в кастрюлю и устанавливаю таймер своего телефона на двенадцать минут. И вдруг Луиза оказывается рядом со мной. От нее хорошо пахнет.
– Скажи мне, что делать, – говорит она.
Я хочу прикоснуться к ее голове. Один раз совершенно сознательно провести ладонью по коротким волоскам и сконцентрироваться на ощущении.
– Можешь натереть сыр, – предлагаю я, не глядя хватаясь за консервный нож в ящике. – А я пока займусь чесноком.
Луиза идет к холодильнику и открывает его.
– А какой? Здесь много видов.
– Грана падано.
Теперь мы стоим рядом. Если не считать звука кипящей воды и ударов ножа о деревянную доску, все тихо. Я изо всех сил стараюсь дышать неслышно и понятия не имею почему.
– Какую музыку ты любишь слушать? – наконец спрашиваю я.
– Это зависит…
– От чего?
Никакой реакции. Я смотрю на нее, но она продолжает тереть сыр, как будто не слышит меня. На моем лице невольно появляется улыбка.
– От чего это зависит? – снова спрашиваю я.
– От моего настроения, – говорит она.
– А какое настроение у тебя сейчас?
Она смотрит на меня. Вода кипит, а мои руки холодны как лед. Я отворачиваюсь, отрываю бумажное полотенце от рулона и, вытерев пальцы, беру свой смартфон, который всегда при готовке кладу на полку. Ввожу пин-код и открываю Spotify.
– Вот, – протягиваю ей телефон. – Выбери песню.
Она берет мой телефон, и на мгновение наши пальцы соприкасаются. Не более. Луиза что-то набирает в поле поиска и включает песню. Акустическая гитара, потом барабаны, затем мужской голос.
– Кто поет? – спрашиваю я.
– Кевин Морби, – отвечает Луиза и кладет телефон обратно на полку. – Песня называется «All Of My Life».
Мы молчим и слушаем музыку. Луиза натирает сыр, я нарезаю базилик. Песня грустная. И обнадеживающая. Соус густо булькает на плите. Взгляд Луизы сосредоточен и строг. Как тогда, в коридоре. И вдруг я понимаю, каким может быть ее хобби.
– Я придумал для тебя хобби, – говорю я, и она поднимает взгляд. – У тебя будет еще время сегодня? С восьми до половины одиннадцатого? – Пауза. – Потом я провожу тебя домой.
Она смотрит на меня, потом говорит «Хорошо» и дотирает кусок сыра до конца.
Помещение напоминает мне подземку метро. И не только потому, что находится на цокольном этаже. Оно длинное и узкое; а две круглые арки посередине визуально делят его на две части. Белые стены большей частью заклеены киноафишами, постерами с обнаженными женщинами, а на одной из колонн даже висит изображение Микки Мауса; с потолка свисают два ряда боксерских мешков с песком, а дальше – боксерский ринг.
– Это не для меня, – тихо говорю я Джейкобу. – Я совсем не чувствую потребности кого-то бить.
Он хмурится.
– Разве? – спрашивает он.
– Именно, – говорю я.
– Ты избила девушку.
В ответ я смотрю на него.
– Потому что она это заслужила.
– Я это знаю. – Возникает пауза. – Это пойдет тебе на пользу, – говорит Джейкоб. – А если не понравится, просто бросишь и все.