Вечный человек

Не выросло… И Бернард Тревизан, а было ему за пятьдесят, решил искать алхимиков более удачливых, чем он сам. Он исходил Германию, Испанию, Францию, посещал таинственные лаборатории, совещался с теми, кто, как и он, жаждал абсолюта. Странны были речи этих людей. «То, что внизу, подобно тому, что наверху, а то, что наверху, подобно тому, что внизу». «Посредством этой силы создан мир, надо ее понять». «Может быть, золотое руно, которое искали аргонавты, и было книгой по алхимии из овечьей кожи?» «Отец этого — Солнце, мать — Луна, ветер поддерживал его в материнском чреве, а кормилица этого — Земля». «Изумрудная таблица Гермеса — не описание ли философского камня?» «Его умели делать и в Египте, его не умеют делать сейчас». «Но если то, что внизу, подобно тому, что наверху…» В этих кажущихся безумными речах несмело пульсировала мысль о единстве мироздания, о таинственном законе восхождения бытия и о силе, раскрывающейся мощно на высших ступенях развития, о возможности овладеть этой силой, чудодейственно убыстрить ее…

Многие честные — алхимики были талантливыми учеными и пытливыми мыслителями, наивными материалистами, они немало содействовали рождению подлинней науки — сегодняшней химии.

Бернард едет на Восток, чтобы в старой Александрии рыться в тысячелетней давности манускриптах в поисках утраченной и забытой тайны философского камня. На это ушло четыре года. Он не нашел заветной рукописи. И я опять его мысленно вижу листающим с важной сосредоточенностью желтый, тихо истлевающий пергамент. Ему уже шестьдесят, и золото волнует его теперь не как самый дорогой из металлов, а как подтверждение: абсолют найден, открыта тайна универсальной силы, которая действует в мире, ведя его к совершенству. Эта сила может возвращать радость молодости одряхлевшему телу и даже даровать бессмертие.

Нет, не мог Диоклетиан уничтожить полностью все таинственные рукописи. Наверное, что-то сохранилось. Надо искать. И он ищет одержимо и неторопливо.

Потом, тоскуя по живому делу, начинает опять экспериментировать. У него зарождаются новые идеи. Нищий, он одалживает деньги у одного купца, наивно надеявшегося, что алхимия умножит его состояние, и начинает обрабатывать уксусом редкую железную руду. Поиски захватывают его настолько, что он почти не спит, не ест, не пьет, не выходит из лаборатории и отравляет себя ядовитыми парами; изможденный, худой, физически жалкий, он не разрешает себе отчаяться, окончательно потерять надежду, он ищет до тех пор, пока не тратит на материалы последнюю монету… Потом, разбитый физически и духовно, одинокий, беспомощный, он возвращается в родную Падую. Семья отворачивается от него, город не узнает. Пока он, безумно растрачивал честно нажитые родителями деньги, искал мифическое золото, Падуя нашла естественное, единственно реальное: она богатела, торгуя, развивая ремесла. Ее украшали талантливые художники, чьи мастерские были уже хорошо известны в Италии. Появились в Падуе и первые музеи-кунсткамеры с диковинами и редкостями мира. Солнце Возрождения хорошо освещало город, он казался менее суровым и старым, но Тревизана не понял и не пожалел. Новое поколение детей, веселых и более жестоких, чем бывают печальные дети, потешалось над Тревизаном, когда он появлялся на улицах, и лишь одна девочка по имени Лавиния, как отмечает его биограф, жалела старика, любила его рассказы об удивительных тайнах мира.

О чем он с ней говорил? Как выражалось ее сочувствие? Мысленно вижу их на улице старого города…

Но в нем тлела, тлела тоска по тайне золота! Он удаляется на остров Родос и с этой минуты делается для меня фигурой уже совершенно фантастической, волшебной. На острове он находит в развалинах монастыря книги старых философов — Платона, Аристотеля, Плотина. Теперь ему кажется: чтобы найти, создать философский камень, нужно понять сокровенную суть мира, первоосновы бытия. Им овладевает жажда познания. Десять лет он читает и перечитывает старых философов, углубляется в их мысли, тоскуя по истине…

Однажды во сне он увидел Сократа.