Вечный человек

Андрей задорными выпадами и наскоками дразнил Жоржа. Тот, не сдерживая бешенства, наступал, пытался нанести противнику прямой удар в лицо. При очередной его опрометчивой попытке Андрей ловко уклонился, и Жорж, «пролетев мимо, наскочил на зрителей. Он несколько раз повторил выпад, но Андрея всегда спасали мгновенные уклоны. Жорж заметно выдыхался. Его «болельщики» мрачнели все больше.

— Андрей, давай! Не теряй времени! — крикнула со стороны «красных».

Борзенков и сам видел, что противник устал. И он перешел в бурное наступление. Удары — ложные и настоящие — следовали один за другим. Вот очередной его выпад заставил Жоржа опустить руки для защиты живота. Именно в это мгновение Андрей и ударил его справа в висок, вложив в этот удар и всю свою силу и весь накопившийся гнев.

У Жоржа подогнулись колени, он стал оседать, потом рухнул на землю.

Андрей, тяжело дыша, ждал, когда противник поднимется. Он не слышал ни того, как судья отсчитывал секунды, ни восторженных криков друзей, ни злобной ругани «зеленых».

«Ну, вставай же, подлый фашист! Вставай, продажная тварь!» — твердил он про себя.

Жорж не встал. При общем шуме судья поднял руку Андрея. «Зеленые» угрожающе придвинулись к «рингу», намереваясь расправиться с победителем.

Но подпольщики предусмотрели эту возможность и заранее выделили верных людей для охраны Андрея. Цепь решительных парней со сжатыми кулаками заслоняла Андрея. Уголовники были вынуждены с позором отступить. Они еще не переставали угрожающе выкрикивать:

— Все равно выпустим ему кишки!

— Всех вас покалечим!

Но это была уже ярость бессилия.

Все понимали, что сегодня потерпел поражение не только Жорж, но и банда «зеленых». Отныне их господству в лагере пришел конец. Политические праздновали победу.

Заседание «Русского военно-политического центра»

Возвращаясь с матча, Толстый улучил минуту, сообщил Назимову время и место заседания «Политического центра». Мужественный бой Андрея с отъявленным уголовником и фашистом произвел на Баки огромное впечатление. Он выслушал и запомнил, что сказал ему Толстый, но мысли его я чувства были все еще на «ринге». Нужны только мужество, вера в свои силы. Что же, Баки постарается быть не хуже Андрея. Да, фашистов можно всюду основательно колотить.

Все же он сильно волновался. Это не было робостью. Нет, он не провалится перед руководителям» «Русского политического центра», на заседание которого его впервые позвали. Перед кем угодно, в любое время, даже разбуженный среди ночи, он сумеет доложить свой план организации массовой повстанческой армии. Его волнение было таким захватывающим, что и сказать нельзя. Тут было все: жажда настоящей борьбы с извергом человеческого рода, и гордое сознание, что ты находишься среди верных друзей, подлинных борцов, и окрыленность надеждой на свободу. Эти чувства переполняли сердце, заставляли мысль работать быстрее. «Ну, а если придется погибнуть? Что ж, даже в этих, казалось бы совсем безнадежных, условиях жизнь твоя не пропадет даром, будет отдана народу. Ты молодец, Баки, идешь правильным путем», — подбадривал он себя.

Назимов до сих пор не знал, кто является руководителем «Русского политического центра»: ему не говорили об этом, а сам он не спрашивал. Только сегодня Николай Толстый сказал с улыбкой:

— Я доложу о твоей готовности моему третьему тезке.

«Третьим тезкой» и был Николай Семенович Симагин — руководитель «Русского политического центра».

Назимов представлял его пожилым человеком — полковником или генералом. Ему почему-то казалось, что Симагин должен походить на волевого и смелого командира той самой дивизии, в которую входил полк Назимова.

Настал день заседания. Волнение Назимова достигло предела. Он несколько раз выбегал из мастерской на улицу, смотрел на часы, установленные на воротах лагеря. Кончив работу, сейчас же побежал к Задонову — посоветоваться, сказать, что очень волнуется.

Заседание должно было состояться после вечерней поверки во Внутреннем лагере, в седьмом бараке, где помещались только русские военнопленные.

С поверки Назимов вернулся усталый и продрогший. Еще раз взглянул на часы над воротами, предупредил старосту Отто, что должен отлучиться.

Прячась в тени бараков, чтобы не увидели часовые на вышках, Баки пробирался во Внутренний лагерь. Кругом пусто, ни души. Даже отзвука голоса нигде не слышно. Казалось, лагерь мертв.

У ворот Внутреннего лагеря его встретил Толстый. Дневальный, стоявший на посту, молча пропустил их.

Они вошли в небольшую комнату, освещенную электричеством. Стены оштукатурены и побелены. В комнате — две койки, стол, несколько стульев. На гвозде висит санитарная сумка.