Вечный человек

Назимов очень скоро убедился, что Симагин не бросает понапрасну слов.

Однажды Отто позвал его в свой закуток. Со свойственной немцу бесстрастностью он сообщил Назимову чрезвычайно приятные новости.

— В шумахерай, — сказал он, — вы больше не пойдете. С завтрашнего дня вы — лейзеконтролер. Зебровую шкуру тоже снимите. — Он протянул Назимову черный китель: — Наденьте вот это. К груди, слева, пришейте этот треугольничек, — Отто протянул Назимову красную тряпицу с буквой «Р».

Назимов стоял изумленный. Но Отто словно ничего не замечал. Казалось, ой только выполнял скучный служебный долг и хотел поскорее сбыть со своих рук лагерника.

— Вам надо знать, что лейзеконтролер должен производить уборку во всем бараке, чистить уборные, приносить кипяченую воду, следить, чтобы люди соблюдали опрятность. Запомните мудрое изречение коменданта лагеря: «Даже от одной вши можно погибнуть». Как староста барака, я буду неизменно требовать от вас образцового порядка в бараке. Нерях и лентяев терпеть не могу. Смотрите потом не обижайтесь.

Однако этот строгий наказ прозвучал для Назимова песней. Он все еще не мог поверить в перемену. Так легко, так сразу… Представьте, что у вас на теле вскочило несколько болезненных чирьев. Они вас измучили, вы не знаете, как от них избавиться. И вдруг болячки исчезли… Черно-белые круги флюгпункта были для Назимова теми же проклятыми чирьями. Куда бы ни шел Баки, что бы ни делал, он постоянно чувствовал на своей груди и спине эти мишени и… каждую минуту ждал сзади или спереди пулю. Это было невыносимо, мучительно, отравляло всю кровь в теле. И вот с нынешнего дня, — нет, с этой вот минуты — ничего уже не будет!

Назимову страшно захотелось сейчас же отправиться в баню, вымыться горячей водой, натереться мыльной мочалкой. Он не выдержал, пошел в умывальную комнату, — пусть холодной водой, новее же вымылся.

И еще одно чувство безмерно радовало Назимова — чувство свободы. Конечно, его свобода была ограниченной, относительной. Все же в условиях Бухенвальда и это подобие свободы являлось бесценным. Поддерживать чистоту в огромном бараке, где обитали сотни людей, да еще в двух уборных и двух умывальных комнатах — было отнюдь не легким делом. Но это не страшило Назимова. Он не знал, что такое лень. К тому же, будучи кадровым военным, он давно привык соблюдать во всем порядок.

Правда, в первые дни Назимов уставал даже больше, чем в мастерской. Но потом начал привыкать. Люди тоже привыкли к новому лейзеконтролеру.

Как-то вечером Отто передал ему, что в тридцатом, бараке «зеленые» избили одного русского. И они же распустили по лагерю слух, будто расправу над русскими учинили немецкие политзаключенные.

В голосе Отто прозвучал как бы упрек. Назимов это уловил и смутился. Недавно в сорок втором бараке тоже произошел неприятный случай. Двое заключенных — русский и немец — из-за пустяков поссорились, обозвали друг друга оскорбительными словами. Отто хотел строго наказать обоих. Но Назимов упросил его не применять наказание, чтобы не вызывать излишних трений между заключенными разных национальностей. Теперь он понял, что допустил тогда ошибку.

— Такие выходки нужно пресекать! — воскликнул Назимов, не находя других слов.

— А как вы будете пресекать? — усмехнулся Отто. — Проведете собрание? Выступите по радио?

— Но ведь и так оставить нельзя, — нерешительно сказал Баки.

— Безусловно. Чтобы разобраться в этом деле, сходите-ка в тридцатый барак да разузнайте все. Тогда у вас и ответ будет готов.

В тускло освещенном бараке, у дверей на лавке лежал человек лет пятидесяти. Голова его обмотана тряпьем. Сквозь тряпки проступила кровь. На худом лице острые скулы. Время от времени громко стонал. Возле него собрались русские узники. Все стояли понуро, лица угрюмые. Кто-то сказал хриплым голосом:

— Попался бы мне этот немчура, когда я был при оружии, я бы показал ему, как бить безоружных людей!

— Так он же «зеленый», — возразил другой.

— Э, все они одного поля ягоды — что зеленый, что синий, что белый. Их всех подряд нужно душить! Самое меньшее — дать по морде, и точка.

Назимову хотелось сейчас же вмешаться, сказать: «Ты ошибаешься, друг!» Но чтобы еще раз не попасть в неловкое положение, он терпеливо слушал спор, надеясь, что для начала кто-нибудь из жильцов барака поправит своего соседа. Такой человек нашелся. Это был сам пострадавший.

— Ты, друг, зря горячишься, — сдержанно заметил он. — Мы ведь советские люди… Должны быть выше… подавать пример…

— Выше! Пример! А они нас по загривку! — еще больше заволновался спорщик. — Ты не видел, что творили немцы на нашей земле. Посмотрел бы на Бабий яр…

— Я видел… И здесь вижу… И вот отличаю «зеленого» от «красного». И бить буду не первого попавшегося, а по выбору!

Назимов, внутренне радуясь, спросил стоявшего рядом лагерника:

— Как фамилия пострадавшего?

— Это Иван Иванович Смердов, — услышал он в ответ.