Вечный двигатель смерти

Я задумалась. Что бы такого ляпнуть, чтобы сразу дать ей понять, что мое состояние в самом деле может быть ей интересно?

– Я давно не могу найти себе места, – ответила я. – Нигде, ни с кем. Казалось, что это просто нервы, а потом я трезво взглянула на то, что со мной происходит. Меня мучают звуки, которых я раньше нигде не слышала. С трудом засыпаю, но ночью в стенку кто-то стучит. Несколько раз в день я замечала в разных местах какого-то человека. Он стоял вдалеке и пялился на меня, как будто бы изучая.

– Как часто вы его видите? – строго спросила психиатр.

– Один раз, но в нескольких местах. В обувном магазине, в аптеке и на парковке возле дома.

– В роду кто-то страдал расстройством психики?

– Насколько я знаю, нет.

– Что вы делали около дома Елены Соломко, Таня? – в лоб спросила Грузанкова. – Я видела вас там. Подполковник Кирьянов сказал, что вы давно не работаете в полиции. Что же вы там делали?

Если бы я не имела за плечами некий опыт, позволяющий мгновенно переключать внимание с одного объекта на другой, то я бы с огромной долей вероятности провалила все дело. Но у меня был такой опыт.

– Иногда Владимир Сергеевич разрешает мне приезжать на вызовы. Просто я скучаю по своей работе, – сказала я и заплакала. 

* * *

Психиатр провела со мной еще какое-то время, но после моих внезапных слез ее отношение ко мне изменилось, и это очень хорошо чувствовалось. Вежливость и добродушный настрой Нины Тимофеевны никуда не делись, но в ее голосе появилась наигранность. Очевидно, она решила, что мои дела хуже, чем ей казалось.

– Помочь разобрать вещи? – спросила она, указывая на сумку.

– Нет, спасибо, – отказалась я.

Но Нина Тимофеевна не уходила. Встала около окна, сложила на груди руки и наблюдала за тем, что я принесла с собой. Просто глаз не спускала. Это создавало некоторые трудности, потому что в сумке было то, что я не хотела никому показывать. Наручники, например. Или отмычки. Да мало ли что там у меня может быть. Поэтому я сделала упор на демонстрации всего остального. Зубную пасту, гель для душа, немного косметики, носки и спортивную обувь, которую я предпочла домашним тапочкам, я раскладывала медленно и обстоятельно. Каждый предмет, оказавшийся в моих руках, Нина Тимофеевна разглядывала с пристрастием, одновременно объявляя мне другие правила пребывания в данном лечебном учреждении:

– Здесь «легкие» пациенты, – рассказывала Нина Тимофеевна. – Но если в процессе обследования вдруг подтвердятся симптомы какого-нибудь заболевания, то человека переселяют в корпус, где, собственно, и начинается серьезное лечение.

– Капельницы, смирительные рубашки и снотворное? – «испугалась» я.

– Вы живете вчерашним днем, Татьяна, – снисходительно улыбнулась Нина Тимофеевна. – Мне, как врачу, даже обидно слышать подобные домыслы. Все это только звучит страшно, но на самом деле это не так.

– А как?

– Контроль за психически неуравновешенными пациентами, разумеется, ведется. За ними следят, но не шпионят. Чувствуете разницу? Опять же, все в интересах пациента. Лекарства не даются насильно, но если врач прописал, то нужно их принимать по определенному графику. Схемы лечения разнятся. Вот вы, например, вольны покидать палату, ходить по коридорам и даже гулять в парке. Вас никто не будет сопровождать. Но если вдруг я обнаружу некоторые изменения в вашем поведении, то порекомендую согласиться на более строгий режим дня. Но, надеюсь, вас это не коснется.

Значит, Вика Соломко, скорее всего, находится под чьим-то неусыпным наблюдением. Мне нужно было узнать что-нибудь о ней, но как это сделать, я не знала.

Прямо спросить об этом? Не вариант. Рано. С какой стати? Предполагалось, что я пришла сюда не из-за Вики, я ее практически не знаю и не должна вызвать подозрений своими вопросами. Надо немного подождать и разведать обстановку, а потом уже действовать по обстоятельствам.

– Вы давно знакомы с Владимиром Сергеевичем? – спросила Нина Тимофеевна.

– Давно, – ответила я, задумчиво рассматривая кусок мыла, который взяла с собой. – Взяла это с собой, но не подумала… Наверное, вы свое мыло выдаете?

– Нет, мыло пациенты приносят из дома. А почему же вы ушли из полиции, Татьяна?

Я бросила мыло на кровать.

– Когда я была оперуполномоченным, то навидалась такого, что уже не знаю, как можно заснуть без снотворного, – ответила я. – Подполковник Кирьянов раньше меня заметил, что я не в порядке.

– В чем это выражалось? – с интересом спросила Нина Тимофеевна.

– Печенье прихватила, – сообщила я и протянула извлеченный из сумки пакет Нине Тимофеевне. – Угощайтесь. Называется «Весеннее».

Врач шагнула вперед, достала из пакетика печенье и положила в карман.

– Вечерком попробую, во время полдника. Вы не ответили на вопрос. Что же странного заметил Владимир Сергеевич в вашем поведении?

Я закрыла сумку и задвинула ее под кровать.