Вечный гость

Если ты живешь на Крайнем Севере, то ты живешь просто. Когда под нартами крошится лед, у тебя на все про все есть две минуты – вытащить нарты из-подо льда и переодеться в сухое. Если уложился в две минуты, ты эскимос. Если не уложился, то ты представитель народов Крайнего Севера. Серьезные дядьки в серьезных костюмах сидят на серьезных окладах и думают о тебе. Нет, я не против, пусть думают. Но две минуты это две минуты. За две минуты можно много чего успеть, в частности, вытащить нарты из-подо льда и переодеться во все сухое. Вместо этой ерунды можно прочитать доклад председателя, доклад заместителя председателя, доклад председателя комитета, доклад председателя подкомитета, доклад председателя комиссии, доклад заместителя председателя комиссии. В общем, если коротко, все эти доклады комиссий и подкомиссий на нартах возить нельзя. Каждый грамм лишнего веса приближает нарты к небытию. Что-то подсказывает мне, что от всей нашей современной цивилизации нормальному эскимосу пошел на пользу только целлофановый пакет. В целлофановый пакет можно положить коробок спичек. Если у тебя есть коробок спичек, да еще завернутый в целлофан, то ты веселый, радостный, крепкий и сильный эскимос. Если эскимос соглашается надеть серьезный черный костюм и сесть в теплое кресло председателя комиссии или подкомиссии, то он уже не эскимос, а цивилизованный представитель народов Крайнего Севера. Настоящих эскимосов мало, но они есть. Настоящих членов подкомиссий мало, исчезающе мало, но мне лично они не интересны. Они не смогут за две минуты разжечь костер и переодеться во все сухое. Они не смогут принять такое важное решение без консультации с заместителем председателя и без получения разрешения на это действие всех членов подкомиссии.

Пару раз в неделю какой-нибудь член комиссии или подкомитета осуждает мою страну. Я привык, пусть осуждает, но мне становится обидно, что меня осуждают больше всех. Дяденьки в теплых креслах денно, нощно и практически бесплатно думают о моем будущем, о том, как мне стоит жить и как мне жить не стоит. Однажды от этого мне стало немножко не по себе. Чем я хуже эскимоса и почему именно я? Пару щелчков мыши, и у меня отлегло от сердца. Эти святые люди подумали не только обо мне, но и о представителях народов Крайнего Севера. Я не шучу, это не я придумал – на свете существует серьезный документ, определяющий, как жить эскимосам. В этом бесценном документе эскимосу разрешено ловить рыбу и даже разводить костер. Все, от души отлегло, я счастлив. Мне приятно знать, что кто-то там, в серьезных кабинетах, изо дня в день, из года в год думает о бедном эскимосе. Десятилетиями эти святые люди бесцельно транжирят срубленные деревья и тратят чернила, заменяющие им кровь, даже на эскимоса. Эскимосу все равно. У эскимоса две минуты. Никто не даст эскимосу теплого кресла и полноценного обеда четыре раза в день. Есть эскимос, есть две минуты – есть всё. Всё, что нужно для выживания этого гордого и сильного народа.

* * *

Время от времени в меня стреляют. За две минуты я должен успеть спрятаться в бомбоубежище. Но я хитрый. У меня нет этих двух минут. Я сплю в бомбоубежище, и в случае чего мои жена и дочка успеют забежать в мою комнату. Это хорошая комната, прочная. Когда в меня стреляют, представители моей армии, моей страны, стреляют в ответ. В большинстве случаев они успевают перехватить ракету еще до того, как вражеская ракета наберет скорость. Мы нарушаем права человека так часто, как это возможно. Мы успеваем зажечь спичку и переодеться в сухое. Нам некогда читать резолюции, доклады и постановления суровых мужчин в черных костюмах. Резолюции слишком длинные, а жить хочется прямо сейчас. Нет, нет, лично я не против. Пусть сидят, пусть пишут. Это в теории я обязан доказывать им свое право на существование, объяснять всему миру, что ракета, пущенная в мой дом, летит сейчас. Сегодня. В этом году и в этом столетии. Мы не глупее эскимоса. Мы понимаем, что человеку необходимо сначала выжить, а потом что-то и кому-то доказывать. Настоящий, подлинный эскимос не читал и никогда не станет читать ту ерунду, что напишут люди, ни разу в жизни не попадавшие под лед, не ловившие рыбу для пропитания и выживания своего племени.

Я писатель, у меня богатое воображение. Но даже в самом страшном сне я не смогу себе представить государство, общество или просто человека, которые согласятся жить по рекомендациям из теплых и уютных кресел. Креслу хорошо, тому, кто находится в кресле, еще лучше. Но я-то тут при чем? Мне некогда, у меня две минуты и в меня стреляют.