Вечный путь (СИ)

На старушке Земле он когда-то носил погоны младшего лейтенанта, пусть и совсем недолго… «Рота, подъем!», утреннее построение, перловая каша на завтрак, развод караулов, летучки в прокуренном кабинете у замкомполка, банка спирта в каптерке после отбоя, пачка сигарет на троих…

— О чем ты подумал? — спросила Линн.

— Так, о своем. Не обращай внимания.

— У тебя изменилось лицо.

— Наверное Крошка Цахес потоптался на моей могиле. Почему бы нам не продолжить? На каких оборотах включаем пониженную передачу?

Они тренировались еще около сорока минут. Когда солнце скрылось на западе и воздух пустыни начал стремительно остужаться, Килар был готов к самостоятельному путешествию. Он разрешил себе поспать шесть часов и уселся за штурвал.

Всю ночь до самого рассвета Килара преследовало ощущение, будто он не просто движется вперед, а убегает. Какой-то бесформенный сгусток тьмы следовал за ним с берега океана. Спина деревенела и покрывалась мурашками, когда он обораичвался и смотрел на юг. Килар вылезал из люка и подолгу вглядывался в темноту за кормой. Но там ничего не двигалось. Это навязчивое состояние выглядело безотчетным и смазанным, как воспоминания о давно умершем родственнике, но все же достаточно устойчивым, чтобы вызывать постоянную угнетающую тревогу.

Они сделали остановку на рассвете и позавтракали сублимированными армейскими пайками. Перед отбытием Килар закопал в песок два ящика с припасами и оружием, а сверху воткнул саперскую лопатку. Торчащий на полметра черенок он обвязал красной лентой из аварийного набора. Среди желтовато-серых песков алый винил горел как пламя на конце факела. Килар повторил Грей и Ламберт все, что сказал накануне, потом запустил двигатель, и они отправились дальше.

Странник регулярно принимал лекарства и предложил таблетки Линн. Она подтвердила, что эфинил — отличное средство. Как раз то, что нужно для борьбы с агрессивной инфекцией. За истекшие сутки опухоль на руке спала. Рана зарубцевалась к рассвету. Только памятка «головозадого» на каждом шагу отдавалась резью в правом бедре. Само место укуса превратилось в темный синяк, твердый на ощупь. Килар решил, что это сворачивается отравленная кровь.

Линн чувствовала себя неважно. Килар знал, что сил у нее почти не осталось. Она держалась исключительно благодаря упрямству.

Килар спрыгнул с бокового крыла вездехода и осмотрелся, защищаясь рукой от пыли. В безветрии тончайшая мучнистая взвесь поднималась в воздух, проникала в поры кожи и залетала под ресницы. Песок был повсюду. Он царапал язык, забивался в швы на одежде, от него чесались глаза.

Ствол гигантского дерева оказался полым внутри. Мягкая древесина давно рассыпалась прахом. Желтовато-зеленая змея выползла из бывшего дупла, ставшего теперь небольшой круглой пещеркой, и заскользила вниз по склону, оставляя виляющий след, словно от толстой веревки.

Душа Странника черствела и высыхала, как дряхлое железное дерево. Он постепенно сливался с этим миром, вбирая в себя его безразличие и угрюмый покой. Спокойствие мудреца, уставшего от жизни и осознавшего вечность. Мудростью Килар еще не обзавелся, но его душа уже стала душей старика, не способной на страсть и импульсивные порывы. Даже мечта о небесном граде, за воротами которого он, возможно, встретится со своей судьбой, выглядела как кусок синего льда, лежащий где-то за полярным кругом его сознания, подобно зимнему солнцу, которое светит, но не греет.

Когда-нибудь ты доберешься до самой сути.

Но в кого он превратится, познав суть вещей? Будет ли он способен к тому времени радоваться новым открытиям? Не станет ли он кем-то вроде отверженного божества — не наделенный божественной силой, но лишенный человеческих чувств и желаний, навечно отторгнутый самого себя?

Вот бы сейчас проснуться в уютной двушке в Перово! Продрать глаза и, повернувшись на другой бок, вдохнуть запах волос своей жены, услышать звонки трамваев и гул уличного движения, лай собак, крики детей в песочнице перед домом и монотонное ворчание радиоприемника на кухне. Ему захотелось вновь испытать это всеобъемлющее чувство, сотканное из повседневных забот, радостей, успехов и неудач.

«А мне, изгнаннику, быть может никогда...»

— Ты хочешь остановится здесь?

Килар оглянулся и увидел перед собой бледное, почти прозрачное лицо Линн. Старый мир отступил в тень, чтобы вернуться в минуту слабости. Он снова превратился в Странника. Желудок заурчал, и утроба отрыгнула в рот какую-то лакричную горечь. «Вкус черной полыни», — он удивился. Откуда это взялось? Потом вспомнил: Его цвет —цвет черной полыни. Его слово рождает яд.

«Где цвет, там и вкус. Возможно Третий — это я сам?»

Килар наклонился и сплюнул под ноги. Капля упала на песок между носками ботинок. Темное пятно высыхало, впитываясь в горячую пыль.

— Да. Здесь мы и остановимся. Это хорошее место, — Странник оглядел иззубренные верхушки скал, похожие на обломки костей.