Вечный путь (СИ)

Усадьба в Залесском принадлежала отцу Алексея, в недавнем прошлом, начальнику фискального отдела в правлении Госбанка Союза, а теперь занимавшего хорошую должность в российском министерстве финансов. Матвей Гранецкий не бывал на даче с тех пор как его вторая жена Татьяна скончалась от коронарного тромбоза, пропалывая грядки с морковью. После ее смерти у отца резко ухудшилось зрение, и он больше никогда не садился за руль. Так Алексей получил в свое распоряжение небольшое загородное поместье и почти новый модный автомобиль.

Старший брат Станислав называл себя вольной птицей, работал на колымских приисках и на нефтяных платформах в Каспийском море, а имущественные вопросы считал уделом презренных обывателей. Когда три года назад он погиб во время производственной аварии, Алексей по привычке ощутил грусть, но это чувство выглядело поверхностным, каким-то запоздалым. Стас уже давно воспринимался всеми родственниками как отрезанный ломоть. Формально оставаясь частью семьи, он превратился в шумного незнакомца, который приезжал пару раз в год, чтобы взбаламутить тихую заводь, а потом мчался навстречу очередной авантюре.

Слова соседа звучали словно из бочки:

— Милиция без серьезного криминала не почешется, ну вы же знаете. Поздняя осень — золотая пора для дачных воришек. А «бомжи» могут не только вынести все ценное, но и устроить пожар.

Заставить себя оторвать зад от дивана стоило немалых трудов. На Алексея навалилась страшная усталость, как если бы он весь день бегал по городу ошпаренным кобелем. Он использовал весь доступный лексикон нецензурной лексики, достал из нижнего ящика комода бейсбольную биту, сунул в карман ключи от машины, спички, сигареты и раскладной нож, потом накинул ветровку и вышел на улицу.

Было уже далеко за полночь, когда он добрался до места. Во всем поселке не светилось ни одного огонька, а из тьмы над головой сеяла холодная морось. Одно из окон на первом этаже оказалось разбито. Посреди общей комнаты, которую Юля непонятно почему упорно называла «салоном», чернела аккуратная кучка золы. Воры испортили краску на полу, но не успели ничем поживиться. То ли плохо искали, то ли бдительный сосед их спугнул. Проверка помещений и обход участка заняли еще минут сорок. Возвращаться в Москву за четыре часа до рассвета не имело смысла, и Алексей остался ночевать на даче. В не протопленном доме было холодно и неуютно. Ледяной ноябрьский ветер дул в разбитое окно и шевелил золу на дощатом полу «салона».

Пока Алексей рыскал по дому в поисках листа фанеры, чтобы заколотить окно изнутри, температура упала еще на несколько градусов, и дождь превратился в снежную крупу. Если незадачливые воры по-прежнему шляются где-то снаружи, то к утру они рискуют замерзнуть насмерть.

Закончив с окном, Алексей поднялся по лестнице в мансарду, включил электрообогреватель, накрылся двумя одеялами и уснул на удивление быстро. Бита лежала под рукой на случай если вернутся незваные гости. Скрипучая лестница вовремя предупредит его об опасности, и тогда пусть эти говнюки пеняют на себя. Погружаясь в сон, он думал о насущных делах, о том, что надо днем заехать в редакцию и обсудить с начальством перспективы его статьи об октябрьском «путче». Но сперва он позвонит в больницу из автомата и узнает, как прошла ночь.

Судьба Алексея повисла на волоске, как жизнь Кощея на кончике иглы. Но он еще не догадывался, что этот волосок вот-вот оборвется. До роковой аварии на Рязанском шоссе вблизи поселка Октябрьский оставался целый день.

Самый долгий день в его жизни.

Если хочешь упасть...

Алексей проснулся и вздрогнул, продолжая ощущать в голове прощальные отблески сна. Во сне он падал. Долго, сквозь мрак и холод. Какие-то мерцающие призраки кружились вокруг, как обрывки старых рекламных листовок, подхваченные ветром. Неожиданно сон изменился. Алексей увидел пылающую землю далеко внизу. Он парил над морем огня и дыма на высоте полета авиалайнера. Небеса тоже горели, переливаясь разноцветным заревом. На востоке полыхнула зарница, ослепительная полоса выгнулась от горизонта до горизонта. Алексей понял, что это не заря, а край гигантского солнечного диска. Пространство заполнилось светом и нестерпимым жаром. Солнце, разросшееся до размеров красного сверхгиганта, подобно греческому богу Кроносу, пожирало своих детей. В последний момент столбы дыма и пламени сплелись в сложную идеограмму или рунический символ, поверх которого легла массивная голова быка с витыми рогами и мутным, налитым взглядом. Глаза сверкнули, злобно и осмысленно — две раскосые щели, прорезанные в абсолютной черноте…