Вечный сон Снегурочки

Дверь не оказала ни малейшего сопротивления, и я осторожно ее отворила. Сразу входить в помещение (или продолжение коридора) не отважилась – сперва оглядела то, что попало в поле моего зрения. Пока ничего интересного – я увидела только стены пустой комнаты. Никаких предметов интерьера или людей, похоже, не было. Я открыла дверь пошире и просочилась внутрь.

Неожиданный удар по голове сзади заставил меня вскрикнуть от боли. Ударили не сильно. Я резко обернулась. В ту же секунду на меня навалилось что-то темное, и я совсем не разглядела нападавшего. Я застонала и покачнулась, а потом плавно сползла вниз. Уловка сработала – противник слегка ослабил захват, но этого было достаточно. Я изящно и, можно сказать, грациозно вывернулась, точно плавная змея, и, не успел мой враг среагировать, заломила его руки назад, после чего, чтобы неповадно было, выполнила «аго ути» – жестокий хлесткий удар в подбородок. Это один из самых действенных приемов карате, действует быстро и обездвиживает надолго. Поверженный противник захрипел от боли и прижал обе руки к поврежденной части лица. Я тоже едва удержалась от вскрика – только вызванного не болью, а удивлением. Напавший на меня злоумышленник, таинственный незнакомец и потенциальный взломщик оказался не кем иным, как моим добрым знакомым – дедом.

– Вы? – ошарашенно проговорила я, пытаясь собрать расползающиеся, точно червяки, мысли. – Но… почему?

– Идиотка! – прохрипел дед, все еще держась за ушибленный подбородок. – Уходи отсюда, живо! Помирать собралась?

– Эй, никуда я не уйду! – возмутилась я. – Пока не расскажете все начистоту. Иначе – я не угрожаю, а предупреждаю – продемонстрирую вам еще пару-другую весьма болезненных ударов!

– Дура, уходи, пока не поздно! – приказал дед. – И не лезь не в свое дело!

– А это мы еще посмотрим, чье дело! – жестко возразила я. – Говорите, что вы ищете! Или прячете?

– Расскажу, только пошли отсюда. – Дед немного отошел от болевого шока и буквально вытолкал меня из комнаты, плотно закрыв тяжелую дверь.

– Здесь нельзя долго находиться, – пояснил он, как мне показалось, с облегчением переводя дух. – Тут повсюду – опасное излучение, ты и не почувствуешь, как сначала потеряешь сознание, а потом – занимай место на кладбище. Поняла теперь? Если б не я, ты б спустя семь, в лучшем случае десять минут, не заметила б, как потеряла сознание. И тебя никто бы не вытащил отсюда, никто бы не нашел. Сгнила бы заживо, а муж твой только бы гадал, куда подевалась.

– Постойте, зачем нужна такая комната в нашей лечебнице? – опешила я. – Тут что, больных убивают?

– Никто никого не убивает, к чему такие страсти, – возразил дед. – Да, комната эта давно тут. Бывает, старые санитары с глазу на глаз иногда рассказывают, что раньше здесь не клиника была, а тюрьма для смертников. Видела закрытые корпуса? Сейчас они служат для опасных психов, ну маньяков всяких, садистов. Туда вход закрыт, эти корпуса и раньше такое предназначение выполняли. А наш корпус якобы перестроили после революции, сделали над камерами смертников отделение психических больных. Комнату закрыли, но газ не перекрыли, он до сих пор откуда-то поступает – говорят так.

Но на самом деле не тюрьма, а закрытый институт был тут. Про заброшенный санаторий в лесу слышала? Особые гранитные породы, выделяющие радиоактивный газ, выходят здесь близко к поверхности. В этом глубоком подвале его больше всего. Для изучения газа корпус и построили. Наверху плотного газа нет, вентиляцию в коридоре заметила? И люк без единой щели до сих пор. А вниз, сюда и в шахту никто сам теперь не полезет.

– И медперсонал в курсе? – изумилась я. Дед покачал головой.

– Не все знают, – пояснил он. – Только те, кто здесь давно работает. Это тайна, сама понимаешь – если кто узнает со стороны, то отделение закроют – и это в лучшем случае.

– Тогда вы-то что тут забыли? – задала я вопрос, не дававший мне покоя. – Зачем залезли в комнату, раз она такая опасная?

– У меня свои причины, – уклонился дед от признания. Я нахмурилась.

– Тогда я вам скажу, – резко произнесла я. – Вы смертельно больны, у вас опухоль мозга. Жить надоело, да? Хотите таким образом совершить самоубийство? Или вынюхиваете что-то? Имейте в виду, если чистосердечно во всем не признаетесь, я доложу о вас куда следует, и ваша лавочка прикроется! Сделать вы мне ничего не сможете, свои жалкие попытки оглушить меня и оставить в подземелье бросьте. Попытаетесь что-то сделать – я вас так отделаю, что опухоль ерундой покажется! Живо все говорите, лучше меня не злите!

Евгений Игоревич как-то странно посмотрел на меня – не со страхом, нет. Скорее с жалостью.

– Вот гляжу на тебя – вроде умная, но самоуверенная слишком, – изрек дед. – Ладно, про болезнь мою пронюхала, молодец. Но выводы сделала совершенно неправильные. Если б я хотел помереть, думаешь, стал бы ждать?

Доводы деда оказались убедительными, пристыдил по делу. Я немного смягчила свой тон.