Вечный странник, или Падение Константинополя

Ужин в Высочайшей резиденции. Присутствовали офицеры армии и флота, придворные, патриарх, ряд священнослужителей — их тут называют игуменами, — а также княжна Ирина с обширной свитой благородных дам, замужних и незамужних. Его величество был Солнцем празднества, а княжна — Луной. Он сидел на возвышении по одну сторону стола, она — напротив; приглашенные, в соответствии со своими званиями, справа и слева от них. Я смотрел лишь на Луну, думая о том, что скоро источником ее света станет мой повелитель и ее краса, составленная из красот всего мира, станет достойным дополнением к его славе… Его величество оказал мне честь, подведя меня к ней, она же оказала мне честь еще более высокую, позволив поцеловать свою руку. Держа в мыслях, кем ей предстоит стать для повелителя, я хотел поклониться ей по нашему обычаю, однако опомнился — у итальянцев это не принято, а греки так приветствуют только императора, или, как его еще называют, базилевса… Она соблаговолила заговорить со мной. Ум ее столь же изыскан, как и внешность, и столь же неподражаем… Я проявил крайнее почтение и предоставил ей выбрать тему. Она выбрала две: религия и война. Будь она мужчиной, она стала бы воином, но, будучи женщиной, она — истовая поклонница веры. Нет у нее желания более пылкого, чем возвращение Гроба Господня в руки христиан. Она спросила, верно ли, что понтифик доверил мне борьбу с пиратами из Триполи, а когда я это подтвердил, она произнесла с несказанным пылом: «Воинское искусство стало бы благороднейшим из всех занятий, будь оно сведено к Крестовым походам…» После этого она заговорила о его святейшестве. Из того, что она называет понтифика его святейшеством, я заключил, что она принадлежит к партии, представители которой считают понтифика правомерным главной всей Церкви. Каков он с виду? Отличается ли ученостью? Подает ли достойный пример клиру? Наделен ли терпимостью и широтой взглядов? Если новые беды обрушатся на восточное христианство, окажет ли он материальную помощь?.. Моему повелителю потребуется время, чтобы обратить княжну в Правую Веру, однако кто и когда жалел о трудах, предпринятых в лоне любви? Когда повелитель был еще мальчиком, помню, он для забавы учил ворона и райскую птицу человеческой речи. В итоге ворон выучился произносить: «О Аллах, Аллах!» Другая птица ничего не усвоила, и все же повелитель любил ее сильнее, объясняя это так: «Ах, у нее такие красивые перья!»

И еще: