Вечный странник, или Падение Константинополя

Простираюсь у ног твоих, о повелитель, и молю Аллаха послать тебе здоровье и силы исполнить мудрые замыслы, занимающие тебя ежеминутно… Мне было приказано всегда начинать с рассказа о родственнице императора. Вчера я побывал в храме, пользующемся у греков особым уважением, — говорят, что возвел его император Юстиниан. Меня поразили его размеры, и, зная, как повелитель любит подобные постройки, должен сказать: даже не будь других побудительных причин к завоеванию этого града неверных, кроме превращения Святой Софии в святыню ислама, уже одно это оправдало бы все усилия повелителя, все отданные взамен жизни и сокровища. Богатства, собранные в этом храме за века, неисчислимы, однако его великолепие, сиянием подобное солнцу, а разнообразием — радуге, поблекло, когда княжна Ирина прошла так близко от меня, что я смог прекрасно ее разглядеть. Лицо ее составлено из света бесчисленных звезд. Все совершенства вступили в ней в союз, которые не описать даже словами Хафиза, короля поэтов моего повелителя, а если бы он все-таки решился заговорить, то вымолвил бы: «Она есть Песнь Песней, которую не претворишь в стихи». Проходя, она заговорила со мной, и голос ее был голосом самой Любви. При этом она держалась с достоинством царицы, правящей всем миром рукой завоевателя, каковым и станет повелитель. Когда дверь за ней затворилась, я готов был заявить — готов и сейчас, — что, не будь иной побудительной причины к завоеванию этого города неверных, кроме обладания сосредоточенными в ней женскими совершенствами, она одна достойна того, чтобы развязать войну со всей вселенной. О повелитель, ты воистину достоин ее! И сколь бескрайним будет мое счастье, если Пророк, выступив твоим заступником перед лицом Всеблагого, позволит мне сослужить тебе эту службу — доставить ее в целости тебе в руки!

Это донесение завершалось так: