Вечный странник, или Падение Константинополя

Пересекая портик, княжна Ирина повторяла все те же слова: «Господь — пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться»; она ведь сама видела, как беспечный безденежный монах, которого выставили из трактира, нашел себе поддержку в минуту нужды, причем дающей рукой была выбрана именно ее рука. Выбрана кем? Ведь юноша собирался первым делом отправиться к патриарху — кто привел его к ней? Завтрак дожидался приглашенного гостя — что его задержало, как не та же самая сила, что доставила этого незнакомца к ее порогу?

Сообщая читателю, что одним из следствий религиозного рвения, характерного для тогдашнего Востока, рвения столь неуемного, что оно заставляло все умы, включая наиболее светлые, веровать в присутствие Бога, Сына и даже Пресвятой Богородицы во всех, пусть и самых незначительных делах, — мы стремимся тем самым оградить княжну от незаслуженного осуждения. Да, обладая на удивление независимым и бестрепетным духом, она тем не менее время от времени склонна была объяснять естественное сверхъестественным, но не следует судить ее слишком строго, поскольку нет в этом мире представлений более навязчивых, чем самые обиходные.

Сквозь резной каменный портал она вступила в просторную залу, лишенную мебели, но богато украшенную фресками, а оттуда — в простой открытый двор, прохладный и затененный: посредине его била струя воды, падая в чашу из алебастра. Вода, переливавшаяся через край чаши, скапливалась в круглом бассейне с резным узором по краю и снаружи — в нем вольготно резвились золотые рыбки.

Во дворе находилось множество женщин, по большей части — молодых гречанок, они шили, вязали и вышивали. Завидев княжну, все поднялись, уронив рукоделье на безупречно чистый мраморный пол, и поприветствовали ее почтительным молчанием. Знаком предложив им продолжать работу, княжна села на стул, поставленный для нее рядом с фонтаном. Письмо она держала в руке, однако чтению предшествовали размышления.

Признавая, что Господь велит ей выполнить то, о чем говорится в процитированном изречении, она размышляла: идет ли речь об однократном действии? Когда послушник вернется в город, закончится ли на том ее предназначение? Или тем самым она бросит начатое, не закончив? Но какая степень участия от нее требуется? Неуверенность повергла ее в легкое смятение, однако княжна укротила его, обратившись к чтению письма. Перекрестившись и вновь запечатлев поцелуй на подписи, она начала читать — рука была ей знакома, а составлено письмо было на безупречнейшем греческом языке того периода; оно не оставляло места сомнениям.