Мой отряд попал в город не в числе первых, а я и вовсе ждал, когда откроют ворота, потому что опасался с одной здоровой рукой лезть по лестнице. В результате добыча нас досталась не ахти. Зато не пришлось отстегивать шаньюю. В придачу каждый воин из тех, кто переправился вместе со мной в первых двух партиях, получил от него по сто солидов, а мне отвалилось восемь тысяч.
Не знаю, почему именно столько. Было бы понятно, если бы Атилла дал мне десять или двенадцать тысяч, потому что гунны, те немногие, кто умеет, считают десятками или дюжинами, причем исключительно на пальцах. В первом случае используют десять пальцев рук, а если надо, то и ног, своих и собеседников, когда требуется больше двух десятков; во втором — по три фаланги каждого из четырех пальцев, от указательного до мизинца, а большим пальцем этой руки пересчитывают их. Римские купцы разработали более сложную систему пальцевого счета, благодаря чему на пальцах двух рук могут показать любое число до десяти тысяч, а использую другие части тела — до миллиарда. Они внедрили ее на всей территории империи и сопредельных государств, благодаря чему носители разных языков, могли без проблем договориться о цене и количестве товара. Первый мой работодатель в этой эпохе именно так и вел дела с покупателями, пока не узнал о моих лингвистических способностях. Такой счет продержится на этих и прилегающих территориях, включаю Русь, где-то до середины семнадцатого века. Потом, наверное, появление дешевой бумаги, на которой можно было написать цифры и показать, победило пальцевый счет.
В захваченной Аквилее мы отдыхали три дня, сожрав и выпив все, что горожане припасли на длительную осаду. Я все это время отлеживался. Атилла прислал мне своего костоправа-гунна, такого чахлого, что его самого надо было лечить, который осмотрел опухшую в районе локтя руку, помял, подергал легонько, что-то прошептал, поплевав на нее, после чего заявил, что скоро сама заживет. Я тогда подумал, что имею дело с шарлатаном. Как ни странно, к третьему дню боль почти ушла, и рука заработала нормально. Тогда я понял, что, видимо, был не перелом, а сильный ушиб, и костоправ это сразу определил, после чего совершил пару ритуальных действий, понадеявшись на мою внушаемость. Часто мы болеем потому, что внушили себе болезнь, и лекарю надо всего лишь разубедить нас в этом.
Дальше был парад капитуляций: нам сдались без боя города Конкордия, Алтинум, Верона, Бриксия, Пергамум, Тицинум, Медиоланум (будущий Милан)… Никто не хотел умирать во славу римского императора Валентиниана Третьего. Ходили слухи, что мы вот-вот пойдем на Равенну, а потом на Рим. Не подтвердились. Атилла явно тянул время, не спешил переправлять армию на правый берег реки По. Только несколько конных отрядов переплыли ее и ограбили прилегающие территории.
Все это время целые толпы гонцов сновали между ставкой Атиллы, расположившегося в императорском дворце в Медиолануме, и Равенной и Римом. Приезжали самые разные делегации, даже от Папы Римского Льва. Последний якобы хотел выкупить христиан, но, как я догадался, выторговывал особые условия для себя и Церкви. У шаньюя были какие-то поводы недолюбливать христианских священнослужителей, из-за чего их убивали чаще и изобретательнее, чем обычных христиан, а храмы и сравнительно недавно появившиеся мужские монастыри, один из которых был возле Медиоланума, разграблялись подчистую. К предложению Папы Римского предводитель гуннов отнесся с интересом — позволил выкупить несколько знатных пленников.
Видимо, император Валентиниан Третий наконец-то понял, насколько важная птица Флавий Аэций, и послал его отражать нападение гуннов. Римский полководец первым делом известил об этом своего другана Атиллу. Гонцом был тот самый Констанций, что ездил к шаньюю на Каталаунских полях. Я встретил его неподалеку от города. Римлянин возвращался к своему командиру в окружении гуннов и был доволен собой, о чем-то весело переговаривался со Скотом, скакавшим рядом.
— Возвращаемся домой? — спросил я командира гуннского отряда.
По тому, какой удивленно-испуганный взгляд кинул Констанций на Скота, я понял, что догадка моя верна.
— Он всегда знает больше, чем остальные, — беззаботно улыбаясь, сообщил командир гуннского отряда римлянину, — поэтому Атилла очень ценит его.
— Не бойся, не проболтаюсь, — заверил я Констанция.
Помощник Флавия Аэция изобразил улыбку, но моя проницательность явно не понравилась ему, а заверению не поверил.
На следующий день Атилла издал приказ о возвращении на левый берег Дуная. Шаньюй якобы вынужден был сделать так потому, что в армии слишком много больных. Пусть подлечатся, а на следующий год наведаемся сюда еще раз, тем более, что дорога знакомая.