Вечный Жид

Я не принадлежу к тем авторам, чьё повествование течёт плавно и логично. Мне нравится перепрыгивать с предмета на предмет, с события на событие, тем более, что жизнь моя постоянно круто меняется. Вот сейчас я таки покинула негостеприимную Тверскую область. Дорога была просто ужасной, мы с шофёром, который вёз меня с моими хохоряшками, могли погибнуть просто в буквальном смысле. Но не случилось…

Девка-хозяйка опубликовала везде, во всех сайтах, где она паслась, пасквиль на мой отъезд. Было совершенно непонятно, что именно она мне вменяет в вину. Написан этот пасквиль был тупо и безграмотно. Там было такое выражение: «Так как я живу в Петербурге, гражданка Любовь пожила в моей квартире вволю». Интересно, что она имела в виду под этим «вволю»? То, что я пролежала два года в койке, почти не вставая, еле живая, и это наверняка бы кончилось для меня очень плохо?

Ну да ладно. Как выразилась моя новая знакомая, которая дала мне приют, «умерла мамаша, так умерла». Самое интересное, что дурак видит дурака издалека, и с этой девкой скорешилась тётка, которая приставала ко мне со страшной силой последние лет семь, и у них произошёл разговор слепого с глухим. Не совсем ясно, как они нашли друг друга, но, видимо, это судьба. Она всегда сводит тех, кто похож один на другого, как брат-близнец…

И вот уже больше месяца я живу не одна. Физически это пошло мне на пользу – я больше не лежу в лёжку в постели, мы гуляем – здесь есть пруд с уточками, куда местные жители любят ходить. И мы почти каждый день тоже туда ходим, сидим там на скамеечке и отдыхаем. Впрочем, сказать, что мы сильно устаём, будет неправильно. Хозяйка квартиры приводит её в относительный порядок, стирает бельё, я в основном готовлю еду – я люблю это делать. Ещё мы ходим на местный рынок, который намного беднее того, который был у нас в посёлке. Впрочем, я мечтаю похудеть, но пока не получается…

Но морально мне не очень хорошо, потому что за много лет, прошедших со смерти Ляли, я привыкла быть одна. И несмотря на то, что женщина, пригласившая меня, очень хороший человек, я мечтаю побыстрее остаться в одиночестве. Я стала «букой» – мне никто не нужен. Да я и сама себе уже не нужна, хоть у меня сохранились все человеческие интересы и инстинкты. Например, мы зашли в какой-то магазинчик за очками – они у меня вечно ломаются. И я купила там прелестную маленькую сумочку – мне надоело вечно таскать всё в карманах, это очень неудобно. Ещё я углядела там множество шмоток, которые мне очень понравились – я всё ещё остаюсь женщиной, несмотря на страшное количество лет, которое мне стукнуло. И я не купила их не только потому, что у меня нет денег. Просто я подумала о том, что может наступить момент, когда мне придётся отсюда уезжать, и я уже в который раз не смогу тащить с собой всё это барахло…

Сначала мне на новом месте не снилось ничего. Но потом постепенно мои странные сны стали ко мне возвращаться. Вот сегодня приснилась Ляля. Ей было очень плохо, и я понимала, что в этом есть и моя вина. Чувство вины преследует меня очень часто и по разным поводам. А вот Наталья Николаевна – мой психоаналитик – считает, что это абсолютно неправильно. Наверное, она права, но я ничего не могу с собой поделать – я всегда чувствую себя виноватой и перед людьми, и даже перед животными.

Повторюсь еще раз: мои предки носили в себе меня – девочку Женю Ливанову, родившуюся ровно в середине двадцатого века в отдалённой русской стороне, которой предсказывал большое будущее сам Ломоносов. Во времена моего детства там затевались какие-то грандиозные стройки, осуществлялись всякие небывалые свершения. Я помню, как показывали по телевизору, который тогда только-только начал входить в обиход, как перекрывают бурную своенравную реку: к ней подъезжали огромные грузовики и кидали вниз с крутого берега огромные камни. А вот для чего это делалось, я уже запамятовала… Это вообще было время, когда люди верили в невозможное – чего стОит заявление нашего тогдашнего лидера о том, что «через двадцать лет советский народ будет жить при коммунизме!»

Наивные тогда были люди… Поднимали целину, строили какой-то там никому не нужный БАМ. В общем, что называется, горели трудовым энтузиазмом. А во что это выродилось в итоге? Даже писАть об этом противно.

Мой прадедушка был священником, у них в роду все шли либо в священники, либо в артисты. И он мог пойти в артисты – красив был необыкновенно, и не какой-то там слюнявой красотой дамского угодника, нет, на старинной фотографии, которой уже больше ста лет, у него суровое мужское лицо, обрамлённое блоковскими кудрями. Женщины на него вешались пачками, отчего сильно страдала моя прабабушка, которая родила ему десять детей, ведь про аборты и всякие там способы предохранения тогда и слыхом не слыхали.