Вечный Жид

Эти люди – подобные моим предкам – много чего хлебнули на своём веку. Чего стоит только великая война, которую они вынесли на своих плечах! А перед этим – голод, разруха, у бабушки умерла маленькая дочка только потому, что не было лекарств и элементарной медицинской помощи. Сохранилась фотография 36-го года, на ней они такие страшненькие, зачуханные, бледные, худющие, одетые во что попало. Смотреть на этих людей без слёз невозможно. Мои мать и тётушка всю жизнь были серьёзно больными людьми, но это ведь и закономерно. При этом они не выхлопотали себе никакой-такой инвалидности – работали, как все. Тётушка закончила педагогический институт и преподавала математику в школе. Мама не смогла выучиться, у неё была эпилепсия. Но всё равно трудилась на каком-то заводике простой рабочей много лет.

Но к середине двадцатого века жизнь начала понемногу налаживаться. Умер сволочной тиран, погубивший полстраны. И хотя мы жили в совершенно ужасном жилье без всяких удобств и спали пять человек в одной комнате, моё детство уже не было таким трагическим и голодным, как у предыдущих поколений. Да что там – нормальное было детство.

Конечно, отравляли его все эти идеологические штучки – обязательно нужно было вступать в октябрята, пионеры, комсомольцы. Со всех сторон лезли с дурацкими правилами жизни, всех пытались постричь под одну гребёнку и заставить мыслить коммунистическими идеями. А я очень быстро раскусила, что это всё полная туфта. Поэтому жизнь моя была далеко не гладкой – с инакомыслящими расправлялись сурово.

Но сыта я была всегда. А вот с одеждой тогда был большой напряг. Но выручало то, что бабушка была самой старшей в большой семье и всё умела – шить, вязать, перелицовывать, перешивать… Но у меня на всю жизнь сохранилось полное равнодушие к тряпкам – они мне совершенно неинтересны по сию пору. Я терпеть не могу «наряжаться». В общем, из меня воспитали совсем даже не женщину, а какого-то аскета… В этой жизни мне совсем не нужны норковые шубы, золото, бриллианты…

Правда, был моментик, когда я поддалась мещанской лихорадке – это когда я, будучи уже пятидесятилетней, попала в Штаты. И там я не устояла. Каюсь: бегала по этим огромным супермаркетам, где качественные и дешёвые шмотки были навалены в страшных количествах. Приобрела множество фирменного шмотья. И было даже интересно. Наверное, потому, что никогда не сталкивалась с такими эверестами того, что считала в этой жизни второстепенным. А там оно было главным. Правда, притащив два огромных мешка домой, в Россию, я тут же и охладела к этому «богатству» – раздарила и бросила.

Наверное, 99 процентов человечества живёт именно для этого: вкусно пожрать, одеться в модные прикиды, поиметь много всяческих дорогих вещей. И осуждать их за это нельзя. Это всё – «человеческое», такова человеческая природа, тут уж никуда не денешься. Но я, видимо, принадлежала к тому странному одному проценту, которому надо было – ни больше ни меньше – а понять, в чём же смысл жизни. И ведь прекрасно сознавала, что это всё пустое – всё равно никогда никому не удастся это понять… Но иначе я не могла!

Ну что бы попросту, закончив школу, поступить в какой-нить вузик, отучиться 5 лет и воткнуться в какой-нить захудаленький НИИ, десятилетиями толкущий воду в ступе!

Поступала, поступала – и не раз. С блеском поступала, сдав вступительные экзамены на круглые пятёрки, поражая принимающих профессоров своей эрудицией. Но когда понимала, что опять кругом то же самое враньё, что и везде – уходила не задумываясь. А так называемая «личная жизнь»? Что я искала, чего хотела от людей? И ведь заранее подозревала, что не могут они мне дать того, чего душа жаждала! Но, конечно, пыталась, и многократно, быть, «как все».

Не получилось. Что и требовалось ожидать. Но иначе жить не могла. Всегда сверялась только с тем, что у меня внутри, и никак иначе.

А ведь был период в жизни, когда к тебе наверху (в смысле, на небесах) отнеслись очень даже благосклонно: потекли какие-то хорошие деньги, началось этакое беспечное житьё, когда не нужно было напрягаться и думать о том, где взять кусок хлеба – он сам запрыгивал тебе в рот.

Может быть, это я такая пофигистка – мне было как-то совсем неважно это всё удержать, а может быть, так вообще не бывает, чтобы хорошее длилось вечно. Всегда в итоге наступает крах, как бы ты ни старался и не крутился, пытаясь сохранить те сокровища, которые всё-таки иногда совсем даже не щедро, а довольно скупо отстёгивает тебе жизнь.