Ведарь Берендей. Книга 1

Я перекатываюсь через голову, под левую лопатку попадается… вырванный дерн? и открываю глаза. Два огромных берендея катаются по сырой траве. Частые вспышки молний освещают крупные лохматые тела. Удары грома сливаются в оглушающую барабанную дробь. Один оборотень рвется к нам, второй откидывает его мощными ударами. Вячеслав слабеет с каждой атакой, Иваныч отгоняет его всё дальше. Отбивает наскоки до тех пор, пока в траве не остается лежать голый плачущий человек. Хлещущий дождь омывает съежившееся тело косыми струями, взбивает фонтанчики земли и осыпает грязными крошками.

Александр стоит на левой ноге, вторая перевязана ремнем, на култышке белеет бинт с красными пятнами. Он опирался на Марию, сквозь дождь видно бледное лицо, нос заострился, под щеками буграми перекатывались желваки. Молчит, не показывает страдания перед берендеями. Или прошел через такое, что отрывание ноги всего лишь обыденная неизбежность.

— Жень, оставим их одних. Славе нужно время, чтобы прийти в себя, а нам нужно доставить Александра в село. Кровь я остановила, но большинство лекарств осталось там. Сможешь отвезти? — говорит тетя Маша.

Кажется, что её не трогает происходящее, и она словно вышла на почту за пенсией. Будто бы всё так и должно быть: кругом лежат части тел; берендеи дерутся; Александр остается без ноги. Да кто же они такие?

Всего лишь пища…

Мороз пробегет по коже вместе со струями воды, и я невольно вздрагиваю от очередного выстрела грома.

— Уезжайте! — грохочет огромный оборотень, язык не поворачивается назвать его Иванычем. — Мы тут сами…

— Конечно-конечно, я сейчас отвезу ведарей и вернусь…

— Нет, хотя бы неделю поживи в другом месте, — отрезает берендей и поворачивается к рыдающему Вячеславу.

— Сань, может тебя понести? Или на закорки запрыгнешь? — я протягиваю руку Александру.

— Ты беги, а мы тебя догоним, — вместо него отвечает тетя Маша.

Я трусцой бегу в сторону деревни, ноги оскальзываются на сырой земле. Одежда вымокла до нитки, в кроссовках хлюпает холодная вода, носок на правой ноге сминается гармошкой и натирает на пятке мозоль. У Александра вряд ли есть проблема с мозолью, и, скорее всего, никогда не возникнет, ведь его пятка осталась лежать…

Я оглядываюсьна бегущих ведарей, тетя Маша лишь поддерживает Александра за руку. Они похожи на спешащую мать и сына, в той самой ситуации, когда ребенку хотелось поиграть, и он прыгает на одной ножке. Но Александр далеко не ребенок и не время для игр, однако не отстает от бегущей тети Маши. Каким-то чудом не скользит по размокшей глине и сырой траве. Прыгает на одной ножке, как на физкультуре в пятом классе.

Я мчусь к деревне, рассекаю падающую стену воды. Пару раз чуть не падаю в раскисшую землю, однако в последний момент успеваю восстановить равновесие. В такую погоду даже псы прячутся по своим конурам и не рискуют высовывать влажные носы.

«Люблю грозу в начале мая» — сверкает мысль.

Левой-правой, левой-правой. Люб-лю гро-зу вна-ча-ле ма-я… Сзади чавканье догоняющих ног, но вот и деревня, теплые огоньки в занавешенных окнах. Мы добегаем до машины в одно время.

Дом Иваныча заперт, но я знаю, что ключ под третьим кирпичом на завалинке. Заметил, когда убегали в погоню за Мариной. Кролики встречают меня тревожным шевелением и слабым писком. Я забираю ключи от машины с урчащего холодильника и выбегаю обратно. Поворот ключа и под третий кирпич, всё как было.

— Поехали? — спрашивает тетя Маша.

Опять буднично, спокойно, обыденно… словно роботы, бездушные творения человека.

— Да-да, сейчас поедем. Сань, ты в салон сядешь?

Он кивает и прыгает к ручке двери. Чуть больше полгода назад он хватался за неё и падал в углубление на полу… Снова мелькает молния. В воздухе пахнет сырой глиной, перемешанной с навозом землей и легким дымом из чьей-то печи. Тетя Маша садится рядом со мной. Я молчу про намокающие сиденья — машина и так претерпела много издевательств. Отец с меня шкуру бы спустил, если бы увидел такое.

Мотор урчит с небольшими подвываниями — ставлю себе на заметку залезть в него, когда будет возможность. Фары выхватывают летящие капли дождя, с легкой пробуксовкой машина дергается вперед. Как огромный бегемот переваливается на вымокшем песке, но «УАЗик» всё-таки вырывается на свободу. Набившийся в протекторы песок вылетает на асфальт, машина идет ровнее.

— Ты можешь не гнать, езжай аккуратнее, — советует тетя Маша. — С Сашей всё будет хорошо.

— Да как же хорошо, если он остался инвалидом? — спрашиваю я у спокойной женщины.

— Жень, всё нормально. Я посплю, и всё восстановится лучше прежнего, — доносится из салона. Александр сидит, вытянув культю на сидение, старается не покачиваться при перепадах и поворотах.

— С чего ты это взял? — спрашивает тетя Маша.

— У меня же все раны затягивались… — неуверенно произносит Александр, — может и новая нога вырастет.

— Рана затянется, но ты же не ящерица, чтобы у тебя новый хвост вырос. Смирись с этим, Саша, мы сделаем тебе такой протез, что не отличишь от настоящей ноги, — также ровно произносит тетя Маша.