Веди свой плуг по костям мертвецов

Думаю, каждый из нас, глядя на свой Гороскоп, испытывает противоречивые чувства. С одной стороны, можно гордиться, что на твоей индивидуальной жизни стоит отпечаток неба, точно почтовый штемпель с датой на конверте, таким образом ты выделен из толпы, единственен и неповторим. Однако одновременно это и лишение свободы, вытатуированный лагерный номер. От этого не убежишь. Нельзя быть кем-то другим, не тем, кто ты есть. Это ужасно. Нам бы хотелось думать, что мы свободны и в любой момент можем создать себя заново. И что наша жизнь полностью зависит от нас. Связь с такой огромной и монументальной штукой, как небо, подавляет. Лучше бы мы были маленькими, тогда бы и грешки наши были простительны.

Поэтому я убеждена, что следует тщательно изучать нашу тюрьму.

По специальности я инженер-мостостроитель, я уже говорила? Возводила мосты в Сирии и Ливии, а также в Польше, близ Эльблонга и на Подляшье – два. Тот, что в Сирии, был необычным – он соединял берега реки, которая появлялась лишь периодически – вода текла по своему руслу в течение двух-трех месяцев, потом ее поглощала раскаленная земля, и русло превращалось в нечто наподобие бобслейной трассы. По ней носились дикие пустынные Псы.

Наибольшее удовольствие мне всегда доставляла трансформация фантазии в цифры – эти цифры образовывали конкретную картинку, затем рисунок, затем проект. Цифры сбегались ко мне на лист бумаги и выстраивались в осмысленном порядке. Мне это очень нравилось. Алгебраические способности пригодились при составлении Гороскопов – в те времена все приходилось вычислять самостоятельно, с помощью логарифмической линейки. Сейчас в этом нет необходимости; существуют готовые компьютерные программы. Кто сейчас вспомнит о линейке, если панацеей от любой жажды знаний стал клик мышкой? Однако именно тогда, в самый удачный для меня период, начались мои Недуги и пришлось вернуться в Польшу. Я долго лежала в больнице, и никак не удавалось установить, чтo на самом деле со мной происходит.

В свое время я спала с одним Протестантом, который прокладывал автострады, и он мне говорил, цитируя, кажется, Лютера, что страдающий видит Бога сзади. Я задумалась, имеется ли в виду спина или, может, ягодицы, и как выглядит Бог сзади, если мы не можем представить себе перёд? Получается, что страдающий имеет особый доступ к Богу, через черный ход, он благословен, ему открывается некая истина, которую трудно было бы объять без страданий. Поэтому в определенном смысле здоров лишь страдающий, как ни странно это звучит. Мне кажется, это не противоречит остальному.

Целый год я вообще не могла ходить, а когда Недуги начали понемногу отступать, уже поняла, что возведение мостов на пустынных реках – не для меня и что не следует слишком отдаляться от холодильника с глюкозой. Поэтому я сменила профессию и стала учительницей. Работала в школе, обучая детей разным полезным вещам: английскому, ручному труду и географии. Всегда старалась полностью завладеть их вниманием, сделать так, чтобы они запоминали важную информацию не потому, что боятся получить двойку, а искренне поддавшись увлечению.

Это доставляло мне массу удовольствия. Дети всегда привлекали меня больше, чем взрослые, поскольку я и сама немного инфантильна. В этом нет ничего плохого. По крайней мере, хорошо, что я это осознаю. Дети гибки и податливы, искренни и нетребовательны. И не ведут пустых разговоров, за которыми любой взрослый способен провести всю свою жизнь. К сожалению, с возрастом их все больше подчиняет себе разум, превращая, как сказал бы Блейк, в жителей Ульро[7], и довольно непросто указать им нужный путь. Поэтому меня радовали только маленькие дети. Старшие, начиная, скажем, с десяти лет, были еще противнее взрослых. В этом возрасте дети теряют свою индивидуальность. Я видела, как они закостеневают, неизбежно вступая в период созревания, который приводит к тому, что ребенок постепенно попадает в зависимость от желания быть таким же, как другие. В редких случаях происходит какая-то внутренняя борьба, противостояние этой новой форме, однако в конечном счете капитулируют почти все. Я никогда не стремилась быть рядом в такой момент – это означало бы стать свидетелем Падения, уже не впервые. Чаще всего я учила детей помладше, максимум до пятого класса.

Наконец меня выпроводили на пенсию. Я считаю, что рано. Непонятно, в чем было дело, работала я хорошо, опыт имела разнообразный и немалый, проблем никаких, кроме разве что моих Недугов, которые проявлялись лишь изредка. Я поехала в отдел образования и там подала соответствующие заявления, документы и ходатайства, чтобы мне позволили работать дальше. К сожалению, ничего не вышло. Это был сложный период – реформы, реорганизация системы, изменения программ и рост безработицы.