Ведьма и компания (СИ)

— Завтра… — наконец выдавил он. — В этот… «Красногвардеец» пойдем. Там… два зала «синий» и «розовый», фильмы классные, и кресла… такие… и этот… буфет.

— Хорошо. — невозмутимо кивнула Оксана и вслед по-заячьи дернувшему прочь Алику крикнула. — Колготки не забудь!

— Ты что, с ним… за колготки? — Мышь глядела на Оксану с почти священным ужасом, как средневековая монашка на ввалившегося в келью беса.

— Что — я с ним? — защелкивая замок на портфеле, поинтересовалась Оксана.

— Ты сама сказала! — чуть не плача, пропищала Мышь. — Что у тебя уже бывало! Ну это… которое бывает после кино… Значит, ты уже ЭТО делала? — нажимая на слово «это», пролепетала она.

Оксана поглядела на нее в упор:

— Я много раз бывала в кино. И всегда после него бывало какое-нибудь «после». — и глядя на вспыхнувшую мордочку Мыши, безжалостно добавила. — Например, домой шла, ужинать и спать! Веришь, вот ни единого раза не оставалась в кинотеатре навсегда. — и помахивая портфелем, направилась к двери.

— Ты знаешь, что я совсем про другое говорю! — крикнула ей вслед Мышь.

— Не знаю. А про какое?

— Коваленко! — взвыла Мышь, за спиной раздался грозный, совсем не мышиный топот… и тут же его перекрыл крик «англичанки»:

— А ну стоять! Иди сюда, будешь самостоятельную переписывать!

— Почему? — Мышь взвыла снова, но уже совсем в другой тональности.

— Потому что списывать не надо! Вот здесь у тебя что? Из всего вашего класса время Perfect Continuous знает только Коваленко, остальные написали бы или в Perfect или в Continuous! Думаешь, учителя такие дураки и ничего не понимают? Ты на самом деле половины слов не знаешь, которые тут написаны!

— Можно подумать, мне когда-нибудь с англичанами разговаривать придется! — пробурчала Мышь.

— Никакие знания не бывают лишние! — взвилась англичанка. — Еще Антон Павлович Чехов сказал: «Сколько языков ты знаешь, столько раз ты человек!»[2] Быстро садишься писать другой вариант, если не хочешь двойку!

Оксана показала Мыши язык и выскочила из класса. Побежала вниз по лестнице к выходу: свобода, свобода!

— А Коваленко — голая, гы! — врезаясь в нее всей массой, пробубнил здоровяк Радченко, и его оплывшее, как непропеченный блин, лицо расплылось в глумливой ухмылке.

Оксана ловко, как кошка, цапнула его кончиками пальцев за губы и крепко сжала:

— Тупой, так помалкивай, будет шанс за умного сойти. — и с неожиданной силой отпихнула Радченко от себя. Здоровяк стукнулся спиной об стену, замычал… замычал снова… в глазах его отразился ужас и… он вцепился обеими руками себе в челюсти, пытаясь разлепить намертво склеившиеся губы!

— Что-что? — разглядывая его как энтомолог трепещущую на кончике булавки бабочку, с интересом спросила Оксана. — Что ты там говоришь? Расскажешь? Ну-ну, попробуй… — и с хохотом поднырнув под его кулаком, выскочила за дверь. С другой стороны в захлопнувшуюся створку врезалась тяжелая туша. — Он когда-нибудь говорить теперь сможет? — и сама себе ответила. — Понятия не имею! — и подпрыгивая от полноты чувств, направилась прочь со школьного двора.

[1] — Ты опоздала, Коваленко.

— Я прошу прощения.

— Садись, у нас письменный тест.

— Спасибо. (англ.)

[2] На самом деле точное авторство афоризма не установлено. Его также приписывают Карлу V и Наполеону.

Глава 3

Передняя дверца звучно хлопнула и с водительского сидения даже не вышел, а скорее «раскрылся», как складной метр, средних лет мужчина. Нелепая длинная фигура и грустная вытянутая физиономия делали его похожим на Дон Кихота, вместо бритвенного тазика напялившего сплющенную до состояния блина милицейскую фуражку. Старенькая форма, потрепанная, будто хозяин в ней регулярно через лес продирался, висела мешком и общий слегка затрапезный вид был вдвойне нелеп на фоне новехонькой, аж блестящей машины, из которой он вылез.

— Ого, дядька Мыкола, а серьезно вы прибарахлились! — майор с интересом разглядывая вытянутые обводы белоснежной «Волги». — Растет, растет благосостояние советских богатырей!

— Та отож, з месяц назад целый караван «контрабасов»[1] булавами приголубили. — ответил на рукопожатие приезжий. — Богатый хабар везли: берныклей мороженых два грузовика, яды жабий да кроличий, воду мертвую и живую в скляницах. Веришь, вовкулаче, до работорговли докатились: двух котят говорящих у батькив скрали да у нас тут запродать хотели!

— Вот же люди, чтоб им кот ученый и днем и ночь! — осуждающе покачал головой майор.

— Кабы люди! Абраксасы! Морды петушиные, а туда же! — дядька Мыкола неприязненно сплюнул. — Одна радость: котят возвернули, а з иншего конфиската авто для заставы и прикупили. Вольх Всеславич ци авто свого имени дюже поважает! — он ободряюще похлопал «Волгу» по крылу. — Ладно, давай вже до справы, вовче!