Ведьма и тьма

– А не поторопилась ли ты сбежать от него? Может, ему Феодора цареградская только затем и нужна, чтобы новости передавать да следить, что и как у престола. А тебя он страстно желал. Ты уж прости, древлянка, но я ведь следил за вами, знаю, как вам хорошо было вместе. То вы дурачились, как дети малые, то скакали по лесам на резвых конях, то ласкались…

– Замолчи! – замахнулась на него Малфрида. – Если и тянет меня к нему, что с того? Ко мне вон и Свенельда одно время тянуло, но потом выбрал саму княгиню, к ней от меня ушел. И Калокир такой же. Он о цесаревне цареградской мечтал… Когда муж стремится стать значительнее и обрести власть, его даже силой Лады не удержать.

Коста больше ничего не спрашивал. Отодвинулся, сидел хмурый, задумчивый. Долго сидел. Малфрида же, наплакавшись вволю, стала утихать – опустошенная, усталая. Казалось: вот выскажется, облегчит душу – и отступит тоска. Но на деле только обессилела и не заметила, как уснула. И опять привиделся Калокир, опять звал ее, искал, метался… И она думала во сне – не вернуться ли? И от этой мысли даже успокоилась во сне.

Обычно Малфрида даже сквозь сон чувствовала, когда неслышно подходил слепой Расате. Но после душевного волнения спала уж больно крепко. А проснулась от негромкого разговора. Приподняла веки – Расате стоит подле Косты, а тот говорит:

– Присядь подле меня, повелитель. Признаться тебе кое в чем хочу. И это важно.

Наблюдая за ними из-под ресниц, Малфрида заметила, как по спокойному безглазому лицу колдуна прошла некая тень – словно брезговал подневольным волхвом, но потом все же опустился на каменный выступ. Теперь он сидел так близко к Малфриде, что если бы она натянула удерживающую веревку, могла бы и дотронуться до его длинных седых волос, падающих по спине почти до камня, на котором он устроился. Лица слепого она не могла видеть, зато хорошо видела Косту. И почудилось ей, что хоть и обращается волхв к Расате, но поглядывает в ее сторону, словно следит украдкой. Однако видел он в темноте не так хорошо, как ведьма, а лишь немногим лучше обычного смертного. Коста даже как-то сказал ей: потому и различаю все в этом мраке, что глаза к нему давно привыкли.

Сейчас, не сводя с нее взгляда, Коста обратился к Расате:

– Умру я скоро…

– Чувствуешь это или намекаешь, что живой воды тебе мало даю? – сухо осведомился колдун.

– Отпустил бы ты меня, повелитель, – внезапно взмолился Коста. – Я ведь не так силен, как иные твои слуги-кудесники. А когда по твоей воле оборачиваюсь зверем, много сил теряю. Состарился, мне и вода чародейская уже не помогает, ты сам это заметил. Вот и отпустил бы меня помереть спокойно. Ведь я вместо себя к тебе Малфриду привел, она ведьма сильная, долго и верно служить тебе будет. Баба она не особо умная, ей все равно, кому служить, тебе или кому другому. И подчиняется она тебе безропотно, не то что я, упрямый. Вот и пользуйся ее силой сколько пожелаешь.

Малфрида сперва не поверила ушам. Что это на нее Коста наговаривает? Или на свой лад понял ее слова, когда она призналась, что довольна тем, что Расате русам помог? Но чтобы вечно служить Расате… Малфрида вдруг почувствовала, как в ней закипает злость.

А Коста не унимался:

– Ты ведь всегда говорил, что я разумный, а все прочие… Та же Малфрида – глупа, как головешка. Сила-то в ней немалая, а все остальное – дурость одна. Да и что от бабы похотливой ждать? Вон, в ромея влюбилась, а тот ее использовал, как волочайку приблудную, а сам с иной сойтись надумал. Слушай, слушай меня, Расате, – может пригодиться!..

– Что мне до того, с кем…

– А ты не спеши. Влюбилась древлянка без памяти в некого Калокира, красавчика лукавого. Вот и потащилась за ним в Болгарию. А он… Ха! Использовал ее, играл ее чувствами, а дурища эта даже от чар своих ради него отреклась. Ну не безмозглая ли баба?

Малфрида начала медленно приподниматься. Ее душил гнев. Доверилась Косте, душу перед ним открыла, боль сердечную поведала, а он… В горле негромко заклокотало. Кожа зашуршала, покрываясь чешуей, когти показались из-под ногтей. Коста едва не кричал, подавшись к Расате… а его широко распахнутые глаза смотрели только на чудище, в которое превращалась чародейка.

– Слушай меня, могучий Расате! Малфрида будет тебе послушна, потому что всякому верит. А ее все использовали. Полюбятся, заставят поколдовать, а потом бросят. Ибо кто же такую любить станет? Кому она, темная нечисть, нужна? Гляди-ка, дикая древлянка о любви ромея возмечтала! Драл он ее, как жеребец, а сам тем временем…

Малфрида от ярости уже ничего не видела перед собой – таким неистовым было желание прикончить глумившегося над ней предателя. Она резко выпрямилась, слегка откинулась назад, опираясь на длинный драконий хвост, змеившийся за спиной, и распахнула клыкастую пасть, издав тонкий протяжный звук.