Ведьма и тьма

– Ясно, списывались голубки́, – махнул рукой Святослав. – И сами голубков гоняли друг к другу. Одно мне непонятно: как ты не побоялся, имея такую суженую, с ведьмой моей сойтись? Да прознай она… Хотя о чем это я? Твоими стараниями Малфрида ныне никому не страшна. Но послушай совета: постарайся, чтобы она и впредь ни о чем не проведала.

– Она и не узнает, – согласно кивнул Калокир. – Да и зачем ей? Малфрида мила мне. Но кто она по сравнению с рожденной в пурпуре Феодорой? И неважно, какова собой Феодора, дочь Константина, ведь благодаря браку с ней я мог бы…

Тут он запнулся, глубоко вздохнул. Святослав внимательно наблюдал за ним. Потом хмыкнул:

– Что, небось припомнил, что тебе когда-то наворожили о троне цареградском? Не забыл я наш разговор на берегу Днепра.

– А почему бы и нет? – нахмурился Калокир. – Такое уже случалось в ромейской державе, когда смелые и отчаянные добивались пурпура. Это тебе, рожденному в доме великих правителей, подобное и впрямь может казаться странным. Но если бы ты знал нашу историю… Какие только люди не поднимались к трону! Великий Юстиниан происходил из крестьян, Лев Исавр был по рождению простолюдином из захудалого городка в Малой Азии, Василий Македонянин[89] начинал конюхом… Да мало ли таких, кого Фортуна вознесла на вершину судьбы? Так почему бы и мне, человеку знатного рода, сыну херсонесского катепана, будущему мужу порфирородной Феодоры, не попытать счастья?..

Тут Калокир осекся, заметив, как на него смотрит князь – испытующе, пристально, – и умолк. Но ненадолго. Улыбнулся через минуту:

– Это ведь ты сказал когда-то: «Дружба правителя, который никогда не знал поражений, – уже птица счастья в руке».

– Может, и говорил. – Князь отставил опустевшую чашу. – Но ты мне другое скажи: как сам-то думаешь возвыситься? У вас императоров свергают столь же часто, как христиане рушат изваяния наших богов. Но потом… потом я эти изваяния вновь поднимаю. Могу и тебя этак… Что думаешь?

Калокир невольно почувствовал внутреннее сопротивление. Он не идол, а человек: воин, интриган, политик. И для него главное сейчас – чтобы Святослав поверил ему, понял его.

Он повернул к князю побледневшее от волнения лицо. Скулы его напряглись, темные глаза засверкали.

– Первым делом я хочу отомстить убийце Никифора Фоки Иоанну Цимисхию. К этому взывают кровь родича и моя честь.

Святослав согласно кивнул – это он понимал.

– А когда отомщу… Соберу войско и пойду с этой силой на Константинополь… В империи всегда найдутся те, кто поддержит смелого и удачливого. И кто воспрепятствует мне предъявить права на трон? Мне, мужу дочери самого Константина Багрянородного! Ведь Никифор Фока надел корону лишь потому, что обвенчался с вдовой своего предшественника, хотя в юности базилисса Феофано в таверне прислуживала. Моя же невеста рождена в пурпуре! И до тех пор, пока Феодора Багрянородная будет нашими глазами и ушами при дворе, мы будем знать все замыслы и планы Цимисхия. О, Феодора постарается! Она любит меня безмерно и едва ли захочет вернуться в монастырь. А со мной, с нами…

– Но опереться ты хочешь на мое войско, так? – распрямив ноги, поднялся с кресла Святослав.

Ростом он был ниже ромея, но в тот миг показался Калокиру исполином, от которого зависит его судьба. И он опустился на колено перед князем-язычником.

– Да, вся моя надежда на тебя, архонт Руси! Ведь ты сам сказал, что полюбил меня. – Он резко вскинул лицо, глаза его сверкали под черными прядями. – И я полюбил тебя, Святослав. За удаль твою и смелость, за то, что летишь, как сокол, расправив крылья. И если поможешь мне… Князь Олег ходил на Царьград, твой отец добился успеха, заставив уступить империю. Неужели же ты не испытаешь удачу? Я поклянусь тебе, что, если поможешь мне, Болгария вся будет твоей! И я тебе в этом помогу, как помогал до сих пор. Я твой, Святослав. Подумай, вместе мы весь мир перекроим, как пожелаем!

Князь замер, глаза его загорелись. Теперь он дышал так же бурно, как и Калокир. Помнил он, как Олег щит свой на врата Столицы Мира прибил, как отец его, Игорь, хоть сперва и был бит ромеями, но потом поквитался и дань с Византии великую взял. Чем же он хуже? Дань-то при нем Царьград перестал выплачивать. И если он…

Князь силой заставил себя опомниться. Прошелся по покою, заложив руки за спину.

– Всякое еще может случиться, Калокир. Тот же Цимисхий, может, и подтвердит со мной договор. Трон под ним пока шаток, а я тут господин. А потому не теряю надежды, что он выполнит взятые на себя Никифором обязательства. И вот что я тебе скажу: если он со мной мир поддержит и примет мои условия насчет Болгарии…