Ведьма. Открытия

Лукин появился минут через пятнадцать после звонка с объемной и явно тяжелой спортивной черной сумкой в руке. При составлении самого договора я присутствовала, но реально чувствовала себя мебелью. Бабушка с Данилой сочиняют формулировки, мамуля поддакивает и вставляет свои пять копеек, а я сиди себе молча, спасибо, что вовсе не выставили. Много писанины не потребовалось. Меня передавали под опеку ведьмаку на год, пункт об беспрекословном услужении вписывать наотрез мои родственницы отказались, хоть ведьмак и говорил, что это чистая формальность, но он смирился и с добровольным. А вот в вопросе с обучением и его методами, как и праве использовать магию, мне в добровольности пока было отказано. Бумажный документ был еще и подтвержден и закреплен обрядом смешения крови. Называлось страшноватенько, но поначалу выглядело скорее уж каким-то театральным действом с применением реквизита. В нашей большой комнате сдвинули всю мебель к стенам, содрали половичок, велели мне тщательно пол вымыть, причем, поменяв воду аж семь раз. После мы все молча наблюдали, как Лукин вычерчивал на отмытых крашеных досках какие-то символы, точно как в кино. Я уже ожидала зажигания кучи свечек, но обошлось без этого. Зато из своей большой сумки Данила достал прямоугольную плоскую каменюку, с выбитыми и там символами, и положил его в центр рисунка.

– Так, давай ложись на алтарь, Люсь, – велел он мне, – только аккуратненько, не сотри ничего.

“Ложись на алтарь” как-то стремненько прозвучало. Я с сомнением посмотрела на все это, но спорить не стала. Легла как велено и передернулась от сквозняка, поерзала, устраивая затылок поудобнее на камне.

– Только давайте побыстрее, а то я воспаление легких подхвачу, – проворчала, чтобы хоть уж совсем не ощущать себя скотиной бессовестной, которой что скомандовали, то она и делает.

Под бормотание Данилы мои старшие родственницы и он сам по очереди порезали себе пальцы, накапали крови в одно каменное блюдце, что тоже появилось из недр сумки ведьмака, как и причудливый кинжал для самого членовредительства. Лукин стал все перемешивать указательным пальцем, бормоча “с кровью рода свою кровь мешаю, воедино сливаю, частью рода себя нарекаю (тут бабуля чуть подпортила торжественность момента, покачав головой и громко хмыкнув, и поглядела на Данилу с каким-то недобрым весельем), служить-оберегать его дщерь, силой избранную, всему роду обещаю”.

В этот момент действо наконец стало обретать магическую окраску в виде лилового, гипнотически притягивающего взгляд свечения из плошки с кровью.

– Принимает ли род меня и мои клятвы? – обратился торжественно ведьмак к моим.

– Принимаем, – ответили в унисон они, и продолжила одна бабуля, – Обещаешь ли ты, сил и жизни не жалеючи, помочь дщери рода твоего нового обрести всю силу?

Данила застыл, явно опешив, переводя взгляд с лица бабули на плошку, свечение над которой быстро меняло цвет. С лилового на бирюзовый.

– Ну же, ведьмак, время уходит!

Время уходит, и опять я не понимаю, что происходит.

– Обещаю, – выдавил из себя наконец Лукин, но явно через силу, опустился перед бабулей на колени и вытянул каменное блюдце в двух ладонях чашей перед собой.

Бабушка макнула палец в кровь и что-то начертила у него на лбу. Потом ее сменила мама. Лукин поднялся и подошел ко мне. Знак в виде волнистой причудливой линии в круге сиял на его лбу. Вот только в отличии от сияния в плошке был он все же лиловым. Данила встал снова на колени надо мной и, склонившись, провещал:

– Стань мостом, силой избранная, слей воедино.

И теперь он уже начертил у меня на лбу что-то, и, судя по видимому свечению, его знак на мне тоже был лиловым.

Я только и успела подумать, что, может быть, должна что-то сделать или сказать, как он наклонился и коснулся моих губ своими. Полыхнуло так, что я ослепла на несколько секунд, накатила волна жара.

– Защиту прими, покорность покажи! – услышала я, моргая беспомощно сквозь эти жару и сияние. – Контроль над силой отныне и на полный год день в день отдай!

И тут уже за горячей волной через меня промчалась холодная, которая ощущалась как благодать. Из груди вырвался долгий опустошающий выдох, и накрыло таким огромным облегчением, что захотелось застонать от него в голос.

– Люся, сосредоточься, – приказал Данила мне и поставил блюдце с кровью на грудь, сцапал мою кисть и палец пронзило болью. – Повтори на мне знак своих старших.

Я, часто моргая, на ощупь ткнула пальцем в кровь и сделала, что велел. Нанесла слой бирюзового поверх лилового. Снова полыхнуло, и когда в глазах прояснилось, то следов чуждого цвета, каким ощущался лиловый, не осталось. И на этот раз долгий выдох практически мне в губы родился в груди Данилы. А мне вдруг иррационально сильно, чуть ли не до отчаяния захотелось повторения того потрясающего полусонного поцелуя. Даже потянулась к нему, забывая вмиг, где я, что происходит, и кто станет свидетелем, но тут ведьмак завалился рядом со мной на бок, и его заколотило в жутких конвульсиях.

С криком я в ужасе подорвалась с пола и кинулась к нему.