Ведьма по имени Ева

Это был неожиданный вопрос. Франческа была убеждена, что Ева назовет ее сумасшедшей, скажет, что она выдумала бог весть что. Франческа рассчитывала увидеть как минимум удивление, озадаченность, пусть даже и притворную. Но к такому вопросу она была не готова. Может быть, потому что она все еще сомневалась в собственных мыслях и словах. А этот вопрос… Ева как будто согласилась со всем, в чем обвинила ее Франческа! И именно в этот момент Франческа по-настоящему ощутила страх, потому что впервые осознала – она представления не имеет, кто перед ней.

– Чего ты хочешь? – повторила свой вопрос Ева.

– Я… я… – Франческа лихорадочно втянула в себя воздух и решилась: – Это еще не все.

– Ты хочешь сказать мне что-то еще? – уголки губ Евы натянулись в едва заметной, но ощутимо опасной улыбке.

Франческа поморщилась – она снова почувствовала боль в голове. Она попыталась совладать с этой болью, пока та еще была несильной. Но боль стремительно нарастала. Франческа набралась смелости и сквозь эту боль заставила себя заговорить:

– Да. Хочу. – Ее голос сипло дрогнул. Она прокашлялась. – Вчера я не только вспомнила, что произошло со мной в день Гран-при Италии. Я кое-что увидела.

Лицо Евы на мгновение изменилось. Франческе показалось, в нем мелькнуло удивление. Она поспешила продолжить:

– Я почувствовала, как от меня будто что-то отделилось, как будто меня что-то сковывало и вдруг отпустило. Оторвалось. Мне стало так легко, так хорошо, что я даже закрыла глаза от облегчения. И когда я их закрыла, я увидела… – Она посмотрела на Еву, и Ева в этот момент заметила в глазах Франчески не страх – злость. Франческа снова заговорила, но и в голосе ее Ева услышала то самое, что мелькнуло в ее взгляде. – Я увидела чужую комнату. Спальню. – Голос Франчески задрожал, словно от рвущихся наружу слез. – Я увидела Фабио. Он был с тобой. Он… он был с тобой прошлой ночью.

И она не выдержала: закрыла лицо руками, и Ева услышала приглушенные рыдания.

Ева не прониклась жалостью. Она размышляла.

Франческа увидела ее спальню, здесь, на втором этаже. Оказывается, она, Ева, совершила куда более серьезную оплошность, чем решила в первый момент. Нити оторвались и привели сознание Франчески, которое долгое время неразрывно было связано с волей Евы, к ней – к Еве. Слабое, больное, лишенное собственной воли, сознание Франчески так привыкло быть под контролем чужой воли, что потянулось за этой волей и… И это было очень неприятно.

Франческа продолжала рыдать в ладони, но Ева негромко кашлянула, привлекая ее внимание. Рыдания прекратились. Гостья встретилась взглядом с хозяйкой дома.

– Я спрашиваю еще раз, Франческа: зачем ты пришла ко мне, чего ты хочешь?

Франческа вытерла лицо руками и почти с мольбой посмотрела на стоящую перед ней женщину или… кем бы она ни была.

– Оставь нас в покое, – попросила она шепотом.

Ева чуть прикрыла веки и медленно, но очень убедительно покачала головой из стороны в сторону.

– Нет.

– Да что тебе нужно?! – вдруг потеряв над собой последний контроль, истерично воскликнула Франческа, и тут же она чуть ли не подавилась своей истерикой, когда увидела, что произошло с глазами Евы. Они превратились в узкие щели – черные, страшные щели. Франческа поняла, что не может дышать, не может даже моргнуть – ее всю парализовало от страха.

– Мне нужен твой муж, Франческа, – сказала Ева почти змеиным шепотом и добавила: – Мне нужен мой Фабио.

Франческа какое-то время молчала и таращилась на черные, прищуренные глаза. Она стояла так довольно долго, как будто пыталась понять смысл сказанного. И когда он наконец дошел до нее, она вдруг издала странный болезненный стон и… И рассмеялась.

Ева понимала, что это смех сквозь страх, сквозь панику – это была истерика ослабленного чужой волей разума. Поэтому она просто ждала, когда это пройдет. И смех прошел. Он прошел, но Франческа теперь смотрела почти без страха. В ее взгляде появилось превосходство.

– Я его не отдам, – с неожиданной храбростью сказала Франческа.

Ева ухмыльнулась.

– А с чего ты решила, что я его прошу у тебя? – спросила она голосом еще более властным и холодным, чем прежде. – Мне не нужно разрешение. Я возьму сама.

Лицо Франчески помрачнело, резкий приступ храбрости и уверенности прошел точно так же мгновенно, как и появился.

– Не возьмешь, – нерешительно прошептала она.

– Возьму, – твердо, но с хищной улыбкой на губах, подтвердила Ева.

– Он не пойдет.

– Он уже пришел.

Франческа снова почувствовала, как к горлу подкатывает комок: ей хотелось зареветь в голос, умолять, разжалобить. Она чувствовала себя такой слабой. Ее разум был слабым. Но она понимала, что эта женщина, стоящая перед ней – не галлюцинация, не сон. Франческа всем своим нутром чувствовала, что эта женщина, если она вообще человек, возьмет то, что ей нужно. Просто возьмет и все. Это было понятно даже ослабленному, больному сознанию Франчески.

Но она не зарыдала. У нее еще были силы.

– Зачем он тебе? – спросила она. – Зачем тебе это? Ты лишила рассудка меня. Лишила рассудка его…

Франческа замолчала, потому что в этот момент засмеялась Ева.