Ева возвращалась домой. Какое-то внутренне чутье подсказывало ей, что сегодня это ее дорога. Ее волосы трепал ветер, ночь была прохладной, но ей все равно было душно. Она распахнула свой плащ, и тут же тело под тонким платьем почувствовало ночную прохладу, а еще… Ее тело почувствовало приближение чего-то знакомого, желанного.
За спиной послышался тихий шорох колес, автомобиль проехал мимо нее и остановился впереди. Ева лишь на мгновение замерла, чтобы втянуть в себя знакомый запах, но одного мгновения хватило, чтобы этот запах проник в каждую клеточку ее существа.
Фабио.
Она улыбнулась, видя, как он выходит из машины, и направилась ему навстречу.
– Черт побери! – воскликнул он несколько грубо, но с улыбкой. – Синьорина, вы рискуете, когда вот так вот: одна, ночью – идете по пустой дороге.
Ева подошла.
– Вы сами себе противоречите, Фабио, – на ходу сказала она. – Говорите, что дорога пустая. Но вы ехали по этой дороге, а я шла. Мы оба остановились. На этой дороге нас как минимум двое. Разве я не права?
Она подошла к нему совсем-совсем близко и требовательно заглянула в синие глаза, как будто приказывала ему ответить на ее вопрос.
– Права я или не права?
Она повторила это уже тихо, но взгляда не отводила.
Его улыбка вдруг дрогнула, рот приоткрылся, как будто он хотел что-то ответить. Ева услышала тяжелый выдох: ему было нелегко сдерживать дыхание.
А Фабио… Фабио видел, как под тонким платьем при каждом вздохе поднималась ее грудь, как блестели темно-лазурные глаза, в которых был и вызов и призыв. Он что-то должен был ответить, но совершенно не помнил, о чем она спрашивала. Поэтому только неуклюже улыбнулся и сказал:
– Я подвезу вас.
***
Музыка… Она слышала эту опьяняющую музыку, о которой говорил ей голос из снов. Она слышала ее так, словно неслась в ночном небе, под звездами. Эта музыка была в ее теле. Эта музыка была в его теле. Ведьма чувствует иначе. Она чувствует ярче, словно мир взрывается вокруг нее и внутри нее.
У него были очень сильные руки. Руки, которые привыкли контролировать, управлять – управлять другим существом, пусть и не живым, не одухотворенным. Но эти руки отдавали себя этому существу и становились с ним единым целым – это сохраняло жизнь, это дарило победу, это подогревало кровь, которая огнем горела в жилах.
У него были нежные губы. Губы, которые часто смеялись. Когда она целовала эти губы, она видела, как мелькали внутри ее воспоминаний его улыбки: сегодня, вчера, много лет назад… Она крала у него эти воспоминания, чтобы увидеть, как он улыбался год назад, два, три, четыре… назад, назад, назад, когда она не могла этого видеть своими собственными глазами. Она крала у него эти воспоминания, чтобы услышать его смех: искренний, жизнерадостный, который она не могла услышать раньше… Но она крала не насовсем. Прижималась к его рту губами и тут же возвращала обратно.
Его дыхание было горячим. Его глаза были наполнены неприкрытой страстью. Его стоны отзывались эхом в ее теле, сводя ее с ума от желания.
«Желание ведьмы – сильнее даже ее самой».
Сильнее. Ее желание было сильнее всего на свете… Она забыла, кто она. Она забыла все. Что-то внутри нее мешало – чужое, тягучее, болезненное. Это «что-то» было привязано к ней тонкими, незримыми нитями. Она помнила, что эти нити были зачем-то нужны. Помнила. Теперь забыла. И отпустила.
Ей было все равно. Она слушала опьяняющую музыку, о которой так сладострастно шептал ей голос из снов.
***
Было очень рано, когда Ева вышла на террасу и вдохнула новый воздух – воздух, в котором уже витало счастье. Она еще не взяла его в руки, но счастье уже обнимало ее утренней тишиной, оно было близко, очень-очень близко.
Ева обернулась. Фабио спал, и его глаза были закрыты, но она знала, что они синие, как Тирренское море. Он еще не догадывался об этом – но эти глаза теперь принадлежали не только ему. Ведьма всегда берет то, что хочет.
И в этот момент она услышала музыку. Но не ту, которая опьяняла ее ночью. Это была совсем другая музыка – голос, который мог передать исповедь души: