Ведьмы из Броккенбурга. Барби 2 (СИ)

Молодые ведьмы часто отличаются чутьем гиен — и таким же любопытством. Обнаружив, что сестрица Барби подозрительно долго копается у крыльца демонолога, обустраивая свой тайник, они наверняка решили подойти поближе и проверить, чем это она там занималась — исключительно из интереса. А еще ведьмы умеют чувствовать в окружающем эфире магические эманации, оставляемые обычно адскими энергиями — и об этом ты тоже забыла, скудоумная пизда, овца дырявая…

Барбаросса едва не взвыла от отчаяния.

Не требовалось обладать дьявольской проницательностью, как Каррион, чтобы восстановить события, причем так отчетливо, будто она воочию наблюдала за ними.

Едва только за ней захлопнулась дверь, любопытные «сестрички» подобрались поближе и легко обнаружили ее немудреный тайник. Запустили внутрь свои ручонки, которыми ласкают друг другу сладкие местечки, и обнаружили там приз, на который сами не рассчитывали — стеклянную банку с беспомощным гомункулом. Черт, ну и обрадовались они, должно быть! Банка с гомункулом — это тебе не огрызок яблока, не тряпочный кошелек со скудно звенящей внутри медью. По нынешним временам, когда даже в «Садах Семирамиды» дефицит товара, это означает три-четыре полновесных золотых гульдена. Может, не безумное, поражающее воображение, состояние, но чертовски солидный куш для пары полунищих оторв, мнящих себя ведьмами.

Вот почему они сбежали, покинув свой наблюдательный пост. Не потому, что отморозили задницы и устали. Приставленные к ней соглядатаями, заполучив нежданно свалившуюся в руки добычу, они сочли за лучшее свернуть слежку, чтобы вознаградить себя по достоинству за настойчивость и труды. Отчего нет? Отчего не пропустить в кабачке стаканчик подогретого вина? Сестрица Барби никуда не денется из Броккенбурга, ведь так? Эти скотоложицы, зовущие себя «Сестрами Агонии», даже не предполагали, что жить сестрице Барби осталось три часа с небольшим, не более того…

Бедный Лжец, подумала Барбаросса, бессильно опуская искалеченные руки.

Заложник своей банки, он мог сопротивляться яростно, как демон из бездны, но оставался не опаснее золотой рыбки в своем аквариуме. Да и что он мог сделать своим похитительницам? Извергнуть на них свой бездонный запас колкостей и острот? Едва ли суки из «Сестер Агонии» достаточно умны для того, чтобы понять хотя бы половину из них… Он мог бы закричать, подумала Барбаросса, чтобы привлечь мое внимание. Может, он и кричал, да я не услышала. Слишком далеко находилась, слишком увлечена была Латунным Волком и его ритуалами, слишком сосредоточилась на скребущих изнутри когтях Цинтанаккара…

Если он в самом деле кричал, конечно.

Барбаросса ощутила, как злость, раскаленным металлом пульсирующая внутри, отливается в новую форму — форму со множеством когтей и шипов, похожую на изощренную адскую печать или сигил.

Отчего ты решила, что он вообще звал на помощь?

Может, Лжец и выглядит никчемной бородавкой на фоне многих прочих, но это самая хитрая и сообразительная бородавка во всем Броккенбурге, включая даже чирьи на многомудрой заднице господина бургомистра Тоттерфиша. Единственное, что его интересует — возможность избежать домика на Репейниковой улице и его обитателей, чокнутого старика и безумного демона. Отцепившись от сестрицы Барби, отправившись в самостоятельное плавание, Лжец не только ничего не терял, он многое приобретал — он приобретал новую жизнь!

Он не стал бы проклинать сук из «Сестер Агонии», не стал бы им дерзить или звать на помощь. Лжец — самая хитрая маленькая бородавка в этом городе, именно потому он дожил до столь преклонного возраста, когда недоумки вроде Мухоглота превратились в подкормку для цветов.

Добрый день, прелестные дамы, сказал бы он ведьмам. Меня зовут Вальтасар, я гомункул закройщика из Нижнего Миттельштадта. Вижу, вас интересует эта особа с лицом, похожим на скверно пропеченный пирог? Я буду рад поведать вам многое о ее привычках и манерах, если вы возьмете на себя труд сопроводить меня в «Сады Семирамиды» или любую другую лавку, где торгуют гомункулами, на свой вкус. Эти усилия ничего не будут вас стоить, но сделают каждую из вас, прекрасные юные фройляйн, немного богаче…

Барбаросса ощутила, как Цинтанаккар, съежившийся колючей горошиной под печенкой, сладострастно ворочается в своем мясном ложе, с удовольствием впитывая ее злость и отчаяние.

Лжец, без сомнения, будет счастлив вернутся в лавку, к своим товарищам, и неважно, что за лавка это будет — роскошное заведение с розовощекими ангелочками, законсервированными в бутылках, заведение средней руки сродни «Садам Семирамиды» или грязная забегаловка на окраине Миттельштадта, где на полках можно найти одних только колченогих уродцев. Чем бы ни заставлял его заниматься старик на втором этаже своего уютного дома на Репейниковой улице, даже темная полка в забытой Адом лавке после него должна показаться Лжецу королевским дворцом…

Он сам же их и подозвал, дура набитая.

Вспомни, это он обнаружил слежку. Это он заставил тебя оставить его у крыльца — сделав вид, что испытывает страх перед демонологом.