Ведунья против князя

– Дилли! – в два голоса встревоженно вскрикнули ее спутники, и каждый попытался перетянуть ведунью к себе.

Но через несколько секунд Лита опомнилась, уступила сестру ее мужу и вскоре отвернулась, не желая смотреть, как бережно и нежно целует этот сильный мужчина свою любимую, пытаясь унять ее слезы.

– Подожди… отпусти, – тихо шептала Дилли, зная, что сестра слышит каждое слово. – Я уже успокоилась.

– Я тоже, – едва слышно отозвалась Лита, пытаясь понять, почему ей разом отказывают выдержка и благоразумие, стоит Лансу оказаться рядом.

И почему так больно ранит душу его непонимание, упорное желание решать за нее все те мелкие и крупные вопросы, на которые Лита еще с детства привыкла сама находить ответы.

– Чижик… – рука сестры погладила ее по волосам, по щеке, стерла тихо катившиеся слезы, – я была не права. Просто за последний год привыкла жить спокойно, варить травы, пить вечером чай с пирожками, а за эти дни столько всяких бед на голову свалилось, и они все никак не кончаются. Вот и не поняла сразу, почему ты его ударила.

– Не так… – Лита помолчала, пересиливая обиду, и нехотя проговорила: – Не хотела я с ним ссориться. Просто отвернулась и пошла на крышу. А он меня за руку схватил… так крепко и резко, как будто воришку на рынке поймал.

Тровенг, внимательно вслушивающийся в их тихий разговор, выдохнул с досадой и стиснул зубы покрепче. Вот теперь он видел всю картину произошедшего так ясно, словно сам там присутствовал, и отчетливо понимал, в чем ошибка его верного напарника.

Ланс просто свыкся с необходимостью во всем опекать своих безропотных поклонниц, следить за ними как за малыми детьми и теперь никак не может отказаться от этой привычки. И ведь отлично знает, как непросто приходилось Чижику на рынке, сколько смелости и ловкости нужно проявить, чтобы малолетние местные главари признали чье-либо право на свободное существование в их владениях. Но почему-то никак не сложит их в одно – дерзкого горбуна Чижика и хрупкую девочку Литу. Вернее, не видит за ее милым личиком нахальной мальчишечьей рожицы.

– Я могла бы ему намекнуть, – осторожно предложила Дилли, – но, боюсь, тебе хочется вовсе не этого. Ты ведь мечтаешь, чтобы он сам, самостоятельно сообразил, что ты совершенно не такая, как его курицы, чтобы оценил твою смелость, сообразительность и ловкость. Силу он уже оценил, когда ты выдернула у него из рук свой локоть… или ты его отпихнула? Тогда у бедного Ланса небось синяк остался.

– Не беспокойся, – беззлобно огрызнулась Лита, – ничего на нем не осталось. Он магией защищен, это меня так отшвырнуло – летела через полкомнаты.

– Ох, Лита… – Ведунья вздохнула, пытаясь осмыслить, как распутать этот непростой клубок, пока они не забросали друг друга обидными словами да взглядами и не порезали сердца о невидимые ножи непонимания.

– Я сам с ним поговорю, – невозмутимо пообещал Тровенг, и ведуньи, враз насторожившись, дружно уставились на него. – Прости, Лита, но поскольку ты мне теперь сестренка, я как старший мужчина в семье не только имею право, но просто обязан решать подобные проблемы. Ведь от этого зависит спокойствие и счастье моей жены, и я намерен сделать все, что в моих силах, лишь бы больше никогда не видеть, как она плачет.

Некоторое время сестры молча смотрели на него, явно ожидая еще каких-то пояснений, потом, так и не дождавшись, как-то одновременно пошевелились, устраиваясь поудобнее. Дилли снова повернулась к мужу, села боком, подложив под локоть подушечку и вытягивая ноги под его столик. Лита достала орешки и захрустела, как будто все, происходившее до сих пор, было самым заурядным событием.

– Дилли, – не выдержав, прервал регент странное молчание жены, заставив ее взглянуть себе в лицо, – что происходит?

– Мы выслушали тебя, – осторожно подбирая слова, произнесла ведунья, – и не собираемся мешать, ведь каждый человек имеет право действовать так, как ему кажется нужным, когда дело касается его семьи и друзей.

– Значит, вам не понравилось мое намерение? – сразу догадался он и тоже задумался. А через некоторое время, несколько раз перепроверив в уме свои выводы, снова заглянул в спокойное лицо жены: – Любимая, я никогда не был женат, а семьи лишился в раннем детстве. Поэтому совершенно не представляю, как людям удается находить согласие во всех вопросах, но точно знаю несколько счастливых пар, никогда не спорящих ни на какие темы. И мне всегда мечталось, чтобы в моей семье было так же. У меня слишком непростая и далеко не веселая работа, хочется хотя бы дома ни с кем не воевать.

– Я тоже хочу такую же семью, – нежно погладила его по щеке Дилли. – И мне до отвращения не нравится спорить, ругаться или драться – не важно с кем, с мужем, шаманами или князем. Я вообще ненавижу любую войну. И очень уважаю и ценю твое желание взять на себя нелегкий труд примирения Литы и Ланса. Но прости, любимый, а ты не задумался, что, открыв другу тайны Литы, ты тем самым предашь меня? Ведь она говорила о своих обидах при тебе лишь потому, что считала нас своей семьей.