Ведущий в погибель

– Письмо? – переспросил он растерянно. – Что еще за письмо?

– Конрад, – остерегающе произнес Курт, шагнув к окну и тронув ставню; Конрад вздрогнул, непроизвольно рванувшись в сторону.

– Ни о каком письме мне не известно, – четко, явственно выговорил стриг, силясь сохранить остатки выдержки. – Я просто не знаю, о чем ты спрашиваешь.

– Письмо, – повторил Курт, пытаясь отследить выражение стылых глаз напротив, пытаясь увидеть, не дрогнет ли в них та самая тень, тень узнавания. – Убитый инквизитор. Уверен, что сказать нечего?

– О чем бы ты ни говорил, это не к нам. Никаких писем мы не посылали, не передавали и не получали, инквизиторов не трогали – кроме тебя. Если ты уверен, что то, о чем ты спрашиваешь, связано с произошедшим в этом городе, это сделал тот старик, не мы.

– Звучит почти убедительно, – кивнул Курт, убрав от окна руку. – Но появление инквизитора в городе в планы не входило?

– Старик сказал, что Инквизиции не будет. Что Ульм – слишком сложный регион, и вы сюда не полезете, и даже если появится кто-то из вас – это случится уже после того, как мы уйдем.

– И вы этому поверили? Ты поверил?

– Я давно не был дома, – отозвался Конрад нехотя. – И когда был в последний раз – Инквизиция особенной сообразительностью и уж тем более оперативностью не отличалась. Я знал, что все изменилось, но не знал, насколько; и – да, я ему поверил, ибо что такое швабы – это я помню.

– Как давно была обращена Хелена фон Люфтенхаймер?

– Не могу вспомнить точно. В феврале… в начале февраля. Это имеет значение?

– Здесь я спрашиваю, – напомнил Курт многозначительно, и тот зло сжал губы. – Как это происходило? Фон Люфтенхаймеру давали время обдумать это?

– Фон Люфтенхаймер? – усмехнулся птенец. – Кто его спрашивал… Арвид просто подчинил его, это было несложно; фогт объявил прислуге, что в его замке дорогие гости, и мы смогли спокойно заняться делом. Но, к вашему сведению: Хелена была обращена по ее согласию. Ей – выбор дали. Об этом Арвид предупредил того старика: если кандидат в птенцы не удовлетворит его требований, договор будет пересмотрен, и план меняется.

– Но наместник заранее осведомлен не был, так?

– Я это уже сказал.

– План, изложенный тем стариком. Ты слышал его лично, или Арвид передал тебе его слова?

– Я присутствовал на одной встрече – там обсуждались детали. Первоначальный план в его общих чертах, то, что было предложено Арвиду при знакомстве – разумеется, этого я слышать не мог. Он был один тогда, как я уже говорил.

– Ну, – усмехнулся Курт недобро, – в таком случае, у меня для тебя новость, Конрад. Этот старик с твоим мастером просто подложили вас – все гнездо – под Конгрегацию. Они знали, что мы будем здесь, что будем гораздо раньше, чем вы покинете город, и мало того – они же и позвали нас сюда, причем еще до того, как началось претворение упомянутого плана в жизнь.

Конрад распрямился, глядя на допросчика взыскательно и пристально, пытаясь угадать, увидеть провокацию или попросту обман, и, наконец, медленно качнул головой, уверенно отозвавшись:

– Это невозможно.

– Да брось, – возразил Курт, отмахнувшись. – Собственно, мне все равно, веришь ли ты мне; вообще, я и говорить-то тебе это был не обязан… Но вот такой факт.

– Арвид не мог продать нас, – повторил птенец твердо, и он поморщился:

– За такую-то цену? Сила, которой и не снилось, новые возможности, тайны… Продал, как корзинку с цыплятами.

– Думай, что угодно, – медленно, четко выговорил Конрад. – Я знаю то, что знаю.

– И что же ты знаешь?

– Тебе – какая разница? – со злостью, которую даже не пытался скрыть, огрызнулся стриг. – Ты не придашь значения ни единому моему слову; и это, впрочем, неважно. Тебя этот вопрос не должен занимать. Это мое дело.

– Как знать, – пожал плечами Курт. – Если это поможет прояснить что-то – это и мое дело тоже. А твое дело сегодня – отвечать. Говори.

– Для тебя мои слова значения иметь не будут. Я знаю, что предать нас Арвид не мог; знаю – и все. Слишком многое случалось в нашей жизни, чтобы я мог с уверенностью утверждать такое. Эта истина проверена на практике. Но для тебя это не будет доказательством – по твоему убеждению, мне подобные – просто твари, жрущие всех подряд и наплевавшие на всё; по-твоему, в нашей жизни никаким принципам и понятиям места не остается.

– Я не прав?

– Ты неправ, – согласился Конрад. – Даже не представляешь, насколько.

– Ну, что ж, – пожал плечами Курт, – допустим, это так. Но если прав ты – все еще интересней. Если прав ты, это означает, что подложили вас всех, и твоего великого мастера в первую очередь. Вам судьба была попасться мне или любому другому следователю на глаза, попасть в поле зрения Конгрегации вообще. Весь план был рассчитан на то, что вам придет конец.

– Откуда ты можешь это знать?