Век бурь и волков

Потерпевших кораблекрушение оказалось девять человек. Их усадили на решетки гретингов в передней части палубы. Райнхардт распорядился вынести для них шерстяные одеяла и приготовить горячий чай. Он не знал, как ему относиться к этим пленникам. Ходил вокруг них, всматривался в их изможденные лица, слипшиеся от нефти волосы, потрескавшиеся от соли, покрытые струпьями губы. До сих пор он старался не думать, что воюет не только с кораблями ‒ огромными, двигающимися на горизонте левиафанами, одетыми в шкуру из склепанных листов стали. Потому вид дрожащих, потерпевших кораблекрушение людей, казался ему невыносимым. Слишком легко было разделить их участь. А потом день за днем дрейфовать в океане, медленно умирая, зависнув над бездной в этих полусгнивших пробковых жилетах. Райнхардт не мог заставить себя посмотреть им в глаза.

‒ What ship? ‒ спросил он наконец.

Пленники не отвечали, лишь смотрели на него большими, слезящимися, как у косули, глазами.

‒ 'Millehaven Lady', sir! ‒ неохотно отозвался, наконец, один из них.

‒ Мы ведь не можем оставить их лежащими на палубе, ‒ сказал Райнхардт Фордингеру. ‒ Пора начинать погружение.

‒ Поместим их в торпедном отсеке, в самом носу корабля, ‒ заявил тот. ‒ Потеснимся немного. Выдержим несколько дней.

‒ Почему лишь несколько дней? ‒ подумал Райнхардт. ‒ Что будет через несколько дней?

Тем временем, двое из 'близнецов' в одинаковых касках открыли артиллерийский люк и грубо загнали спасенных матросов вниз, в носовой отсек.

‒ Как далеко нам осталось до нашей цели, господин Райнхардт? ‒ спросил Фордингер.

‒ Не слишком, если вы имеете в виду те координаты на север от Исландии, ‒ ответил он.

‒ А вам известно, когда наступит осеннее равноденствие?

‒ Равноденствие? Через пару дней.

‒ В таком случае, постарайтесь, чтобы мы прибыли на место чуть раньше этого срока.

* * *

‒ Вы слышали когда-нибудь об 'Обществе Туле'? ‒ спросил Райнхардт вполголоса, нарезая хлеб.

Главный механик покачал головой.

‒ Судя по названию, это может быть какой-нибудь гимнастический клуб.

‒ Я слышал, ‒ отозвался второй вахтенный офицер. ‒ Моя тетка та еще оккультистка. Абсолютно чокнутая. Покупала всякие брошюры. Германский Орден, Орден Новых Тамплиеров, Хаммербунд и прочее аналогичное дерьмо. Помнится, что-то там было и об 'Обществе Туле'. Такая арийская мистика. Вотан, германские мифы и тому подобное. Всюду у нее дома было полно того дерьма. Кто-то мне говорил, что грофац исключительно этим интересуется. Снизив голос до шепота, он продолжил:

‒ Говорят, все это замышляется как новая религия Тысячелетнего Рейха. Что даже каждое крупное наступление планируют маги и ворожеи…

‒ Тише вы, тише, ‒ пробормотал Райнхардт. ‒ Еще накличите на себя беду. Все из нас уже слышали что-то подобное. Я бы сказал, что это даже очевидно, судя по тому стратегическому гению, который нам здесь постоянно представляют.

Репродуктор затрещал и из него поплыли уже знакомые до отвращения звуки Вагнера.

‒ Если эту пластинку поставят хотя бы еще раз, я буду молиться о глубинной бомбе прямо в рубку, ‒ заявил главный механик.

‒ Что угодно, лишь бы не пение этой дылды.

‒ Кто бы подумал, что я буду тосковать по маршам, которые все время крутил Старик.

‒ Спустя пару дней мы остановимся в самом центре Северного моря, в координатах, которые они мне указали.

‒ Интересно, а что дальше? Высадятся там?

‒ Они погрузили четыре резиновых лодки. Не исключено, что там и высадятся.

‒ А потом на веслах к Северному полюсу?

* * *

‒ Мы находимся в указанном вами месте, ‒ сказал Райнхардт.

‒ Отлично. Когда наступает равноденствие?

‒ Сегодня.

‒ Замечательно. Прошу вас всплыть на поверхность и заглушить двигатели. ‒ Фордингер достал свой кожаный мешочек и извлек из него пять камней, которые разложил на карте. ‒ Замечательно… Если бы вы только могли осознать великое значение этого момента. Еще минута ‒ и мы выиграем войну, господин Райнхардт. Мы и ваш корабль. Не самолеты этого жирного клоуна, не Гиммлер, не танки дивизии 'Гроссдойчланд'. Не пресловутое 'вундерваффе'. А именно наша группа, с вашим скромным участием. В этот миг творится история.

Фордингер был возбужден, как наркоман. У него тряслись руки и срывался голос. Радостно похлопав офицера по плечам, он отправился в помещение центрального поста. И огласил через радиоузел на весь корабль подобную по содержанию, но еще более пафосную речь. Мотористы, офицеры, матросы из центрального поста и артиллеристы ‒ весь экипаж, облаченый в драные нательные рубашки и заношенные до невозможности свитера, застыл на своих местах, судорожно сжимая в ладонях засаленые карты, тупо уставившись в решетки репродукторов. Речь завершилась призывом к команде исполнить трехкратное 'Хайль!', после чего в эфире раздалось пение Евы Левенганг.

Райнхардт сморщившись, как от зубной боли, терпеливо выслушал это выступление почти до конца, затем установил переключатель 'громкой связи' в режим микрофона. ‒ Безусловно, этот 'хайль' самый ошеломительный из всех, которые мне до сих пор приходилось слышать, ‒ подытожил он мысленно.