Век диаспоры. Траектории зарубежной русской литературы (1920–2020). Сборник статей

Можно возразить, что логика этого высказывания несколько сомнительна. Если следовать аргументам Цветаевой, для успешного перевода Пушкина требуется интуитивное прозрение духовного «внутреннего мира», выраженного в русском тексте, и его пересоздание на другом языке, что, разумеется, сложнее, нежели любого рода горизонтальная перестановка эквивалентных внешних знаков. Но как можно отделить форму от духовного содержания, если одно является продолжением другого? Сколь бы спорным ни было это утверждение Цветаевой, ее убежденность в безусловной переводимости поэзии помогала ей в переводе своей поэмы-сказки «Мóлодец» на французский.

Написанная в 1922‐м и опубликованная в Праге в 1924 году, поэма «Мóлодец» создана по мотивам сказки из классического сборника русских народных сказок Афанасьева. В поэме Цветаева сохраняет сюжетную канву сказки Афанасьева, но существенно расширяет исходный текст и кардинально меняет концовку. Героиню, сельскую девушку Марусю, соблазняет некий красавец, который оказывается упырем, и впоследствии он губит ее брата и мать, а потом и саму Марусю. После смерти Маруся превращается в красный цветок. Его находит молодой барин, и, когда Маруся принимает свой прежний облик, он женится на ней. У них рождается сын, и пять лет они живут вместе. Но однажды во время церковной службы упырь вновь предстает перед Марусей. В сказке у Афанасьева Марусе удается извести мучителя, побрызгав на него святой водой. У Цветаевой Маруся бросает мужа и ребенка ради того, чтобы воссоединиться с упырем и улететь с ним «в огнь синь». В цветаевской поэме сказка превращается в историю страстной любви и всепоглощающего наваждения. В переписке с Борисом Пастернаком, которому посвящена поэма, Цветаева подчеркивает ее автобиографическое значение, утверждая свою близость героине поэмы Марусе269.

В 1929 году Цветаева познакомилась с Натальей Гончаровой, которая предложила ей сделать серию иллюстраций к «Мóлодцу». Это дало Цветаевой надежду на публикацию поэмы во Франции, и поскольку переводчика не нашлось, она решила сама перевести свой текст, озаглавив его «Le gars». Однако ее попытки найти издателя не увенчались успехом. Пролежав более полувека в московском архиве Цветаевой, рукопись наконец была опубликована во Франции в начале 1990‐х годов270. Спустя десятилетие появилось издание «Le gars» и в России. В 2003 году в Санкт-Петербурге поэма «Мóлодец» была напечатана вместе с французским текстом «Le gars» с параллельным русским подстрочником271, а в 2005 году в Москве вышло двуязычное издание, в котором русская и французская версии цветаевской поэмы были напечатаны на соседних страницах272

. Обе книги сопровождались иллюстрациями Натальи Гончаровой. Впрочем, эти публикации отнюдь не способствовали созданию репутации Цветаевой как франкоязычного поэта. Даже среди специалистов по творчеству Цветаевой текст «Le gars» удостоился лишь незначительного внимания273.

Учитывая языковое и стилистическое своеобразие «Мóлодца», можно сказать, что для переложения поэмы на французский язык Цветаевой предстояло решить ряд чрезвычайно сложных задач. Чтобы передать языковую архаику и фольклорную специфику русского текста, она использовала элементы доклассического французского языка Вийона и Рабле. Архаичность французского языка у Цветаевой нашла отражение не только в лексике, но также в грамматике и синтаксисе. Он передает и характерную особенность цветаевского стиля – номинативность. Во французском, как и в русском, при употреблении личных форм глаголов личные местоимения зачастую опускаются. Аналогичным образом частый пропуск артиклей, с одной стороны, создает во французском эффект отчуждения, своего рода «форенизации», указывающей на русскоязычный первоисточник, а с другой – переводит текст в архаичный или фольклорный регистр.

В переводе Цветаевой преобладает стремление к передаче структурных и формальных особенностей в ущерб семантической точности. Примечательно, что эта верность форме относится не только к рифме, но и к размеру. Стиховеды утверждают, что эквиметрический перевод в паре русский–французский невозможен, поскольку в этих языках используются разные системы стихосложения – силлабо-тоническая в русском и силлабическая во французском. Цветаева, однако, предпочитает игнорировать это различие. Во французском переводе воспроизводятся разнообразные метрические сдвиги и повороты русского оригинала, как, например, в описании барских хором:

Впрочем – Богу ли соврем? —Столб как столб и дом как дом:

С башнями, с банями:Нашего барина (строки 872–875).