Век Экклезиаста (СИ)

Цветущий сад - поэтически-дёшево называли устоявшийся мир политики и проплаченные блогеры. Цветущее болото - анатомически верно поправлял их Ричи. Болото, сколь густо бы оно не заросло прекрасными лотосами, всегда остаётся болотом, и в скрытых от одурманенных глаз недрах его - ил, гниение и запах порчи. Вышло так, что из всех возможных и невозможных вариантов квантового развития альтернативных миров победил самый циничный, и теперь в любой, включая самый малый, отрезок времени кичился своей победой, не уставая снова и снова напоминать о триумфе всеми подручными средствами: выставленными напоказ обнажёнными прелестями наук, до отупления упрощёнными и опошленными веянием последних тенденций; загнанными в рамки суточных норм безобразными искусствами; обязательствами человека перед ещё не умершим, но ещё и не родившимся собой; образцово-добровольной, пускай и наполненной роскошью, лагерностью жизни; и паразитирующими на разжиревшем социуме явлениями - околополитическим копошением за право владеть высоким статусом свинопаса, визуальной и стоматической полифагией, и срыгивающей прямиком в рот потребителю, привыкшему к такому способу питания, рекламой - худшим из выражений легализированной лжи после политики.

Никогда Ричи не жалел о том, что на этом Титанике суматохи для него не нашлось места. Он был слаб в точных науках, с детства его второсортный ум, в старину хитро называвшийся гуманитарным, отторгал строгие правила математики и не позволял себе запоминать чересчур уж безусловные законы физики. Вместо занятий, обещавших родителям Ричи в ближайшие сроки превратить их будущего предка в функционирующего представителя достигшей своего пика цивилизации, он предпочитал запереться в туалете с интересным журналом, полным ярких, будоражащих воображение, образов, и дать волю руке, а несколькими годами позже посношать там же одноклассниц. Но уже тогда в голове его зародилось и угрожающими темпами стало развиваться злокачественное желание оставить своё имя в истории, которая, как известно, не закончится в любой случайный момент с прибытием злобных инопланетян, эпидемией неизвестного вируса или ядерной войной, все возможные варианты начала какой, к слову, осмотрительно ликвидировали в страхе, что однажды оружие массового поражения превратит планету в непригодный для жизни полигон последнего испытания.

Но, признаться, Ричи никогда не боялся ядерной войны. Первые две бомбы взорвались на восточноазиатских островах. И что? Триста лет их жители занимаются профессиональной обонятельной дегустацией нижнего белья, проводят шоу по уничтожению синапсов коры головного мозга посредством физических актов, запрещённых Всемирной де-Садовской конвенцией, и снимают некое подобие графических картин, неумелое подражание чужой культуре и отвратительное качество наполнения оных, по мнению Ричи, являются вполне весомыми аргументами для зачисления их в ряд преступлений против человечества. Временами создавалось впечатление, что Древние, в конечном счёте, снизошли благодатью к своим верным культистам и даровали сладостное безумие роду людскому. Не всему. Только одной, малой его части. Исключительно в качестве теста, неожиданно, ко всеобщему удивлению обитателей Дальних сфер, затянувшегося, и являющего всё новые и новые извращения, от которых рвались барабаны и навечно умолкали флейты. Ричи вполне себе мог бы избавить космических богов от страданий, дай они ему в безвременное распоряжение иммунитет и напалмовую установку, но, возвращаясь к избавленной от фантазий реальности, он раз за разом приходил к заключению, что физическая ликвидация может оказаться недостаточно эффективным средством.

Как бы там ни было, Ричи остро ощущал недостаток борьбы в обществе. Возможно, далёкая угроза в лице тех же Древних или появление суперзлодея в жёлто-фиолетовых трусах смогла бы подогреть мир, немного расшатать его устои, подтолкнуть к дальнейшему развитию, уверенно считавшемуся невозможным. Год от года, выглядывая в окно, включая монитор или подвергаясь вербальному контакту с соседями, Ричи всё яснее видел водную гладь с колышущимися на её поверхности лотосами, чьи трипофобные плоды повергали его в неконтролируемый ужас, а запах гнили, пришедший в его комнату извне, всецело отражал нынешнее состояние антропосферы. Писатель Строубэк хотел как-то осветить эту тему, поспекулировать на несбывшемся будущем, художественно привести человечество к гибели излюбленным приёмом вымерших, подобно дронту, фантастов, но после изучения темы выяснилось, что об этом уже написал какой-то неизвестный засранец в начале тысячелетия.