Век Экклезиаста (СИ)

Вооружённый бесполезно болтающейся в руке маской, ценитель высокого искусства Строубэк направил свои стопы к театру, где в залах вечности надеялся найти укрытие от напирающей со всех сторон несовершенной абсурдности. Ещё издалека он заметил высокодуховную элиту, предающуюся жаркому обсуждению готовящегося представления у одного из застеклённых презентационных плакатов. Любопытство и полностью соответствующий окружению гардероб Ричи позволили ему без особых трудностей слиться с почтенной публикой, предвкушающей грандиозное зрелище, и воочию узреть премьерный баннер. Однако вместе с тем, как взгляд его всё ниже скользил по щитку с презентацией, а мозг тщательней пережёвывал возможную содержательность спектакля "Чего боятся мужчины", сердце Ричи обливалось ниагарскими потоками крови, лицо - стыдом, а чувство справедливости забилось в истерике от того, что однажды мамонт затоптал не того питекантропа, и теперь его расплодившиеся потомки разносят по творческой Пангее эпидемию антигениальной обобщённости, категорической классификации и образцово-показательной заярлыкованности мышления, вся квинтэссенция которых вместилась в названии данной постановки. Борясь с рвотными позывами с одной стороны, а с другой - неудержимым желанием жечь, Ричи надел купленную как нельзя кстати маску и оросил присутствующих сорвавшей все клапаны терпимости струёй ругательств, состоящей из самых грязных речевых оборотов, но и эта река словесных помоев показалась ему райской амброзией в сравнении с тем, что в действительности распирало его нутро при виде умасленной физиономии главного актёра. Конечно, такое представление должно было собрать огромное число зрителей - одна часть разделённого на два условных пола человечества придёт полюбоваться на пороки второй, а вторая, в свою очередь, явится на премьеру, дабы отыскать в сценическом образе полное несоответствие с собой и потешить тем самым чувство собственной уникальности. Но почему бы не пойти дальше и не поставить, например, "О чём молчат прокариоты" или, лучше, "Страсти подцарства хордовых", заполучив таким образом благодарных зрителей в виде грибов, лишайников и, чего уж там скромничать, членистоногих?

Умолкшая в негодовании публика, всецело состоящая из нулевых пациентов мизантропии, искренне не понимающих причины ненависти к себе и предмету их обожания, одарила Ричи высокомерно-презрительными взглядами, разбившимися о непреступно-улыбающуюся спасительную маску. Выбравшись из начавшей вскипать, подобно полному чайнику, толпы, он призвал на помощь небогатый опыт медитационных техник и, кое-как успокоив рвущиеся истлевшими струнами нервы, решил обратиться к чему-то более возвышенному, уходящему корнями к античности, поэтому выбор его лёг на спектакль "Гораций-глиномес". Вопреки всем опасениям Ричи, это была довольно скучная постановка, повествующая о нелёгкой судьбе гончара Горация, который, как ни странно, занимался своим гончарным делом. Сквозь сюжет тонкой нитью проходила проблема отношений римского ремесленника с молодой весталкой, которая разрывалась между земными желаниями и принесённым ею обетом благочестия. Однако что-то в ней смущало Ричи. Как будто едва заметная печать похоти прослеживалась в её сценическом образе, и играла она не роль, но несостоявшуюся себя. Но ведь в действительности она совсем не чиста, и каждую ночь танцует свинг под имитацию звуков терапевтического осмотра! - бесцеремонно расталкивая извилины, зашевелилась в голове Ричи навязчивая мысль, бесконечно повторяясь и, как вирус, совершенствуясь, принимая новые формы и детали: какие положения она предпочитает? Предохраняется ли, или ей больше по душе натуральные ощущения? Сторонница ли она классических приёмов или любит выдумывать что-то новое? И, главное, кто её компаньон и вдохновитель - уж не тот ли крутящий горшки глиномес? Так демон, получивший лицензию на глумление над Ричи, отрывался на полную целый час, пока объект его насмешек, проклиная свой организм, отказывающийся усваивать искусство в любом из его проявлений, не покинул театр в антракте.