Читаем Век Экклезиаста (СИ) полностью

- ... организм бури вовлёк меня в это рождённое за пределами Terra Australia течение, колыбель которого находится вне границ известных мореплавателями вод...

- Мори, тормози...

- ... и свет его являет мне образы, описанные на глиняных таблицах проклятых ветвей шумерских племён и погребённых за дерзость запрещённого знания фолиантах лемурийских цивилизаций...

- Хватит пересказывать мне морскую тематику девятнадцатого века! - грубо, как Атропа нить, обрубил Ричи поток сознания кузена.

Морган выглянул из-за облака дыма, словно из-за ширмы.

- Да? Ладно, как скажешь, босс, - на его поплывшей от удовольствия актёрской физиономии сияла готовность выйти из одной роли и в мгновение ока вжиться в любую другую. - Тогда, может, тебе стоит написать про человека, который умеет втягивать волосы? Ну, типа как черепаха прячется в панцирь?

Ричи, сам того не замечая, наклонил голову, как щенок, не понимающий полученного приказа.

- И в чём посыл? Какой сюжет?

- Это тебе решать. Моё дело - дать толчок, задать вектор. Так ведь?

- Пожалуй, так... - вздохнул Ричи, записывая в блокнот заведомо безнадёжный образ, ссохшиеся щепки и зелёные огрызки которого вряд ли в состоянии дать какие-то всходы.

- А вообще, брат, мне страшно за судьбу не литературы, а изобразительного искусства, - признался Морган, всем своим видом продемонстрировав беспокойство. Ричи вопросительно поднял бровь, что по правилам этикета могло быть распознано как позволение продолжить развитие мысли, не относящейся к делу. - Виною всему - кулинария! - обличил преступника Мори. - Сам посуди: существует масса блюд, напитков или кондитерских изделий, носящих имена политических или военных деятелей. Но почему никто не позаботился назвать именем, скажем, какого-нибудь австрийского художника торт или, например, салат? С них что, убудет? Ведь, возможно, именно халатность кулинаров послужила причиной войн! Разве я не прав?

Ричи многозначительно покивал.

- Думаю, для таких целей сгодилась бы и минералка. Конечно, напиток не самый изысканный, но лучше, чем ничего.

- Верно! Именно минералка! И обязательно сильногазированная! - воскликнул Морган. - Смотри - даже ты понимаешь, как правильно. Кулачки, братан!

- Да, но как это относится к нашей проблеме?

- Нашей проблеме? - пожал плечами Мори. - Пожалуй, никак.

- В крайнем случае, найду себе работу в сфере общественного питания, - проговорил себе под нос Ричи, записывая в блокнот возможное название нового напитка.

Восседающий на белом облаке Морган, проникшись братским сочувствием, от чего его борода несколько потускнела, в безысходности покачал головой.

- Может, тебе стоит пойти на крайние меры? - вполголоса, страшась собственных слов, предложил он.

- Какие? - напуганный чужим страхом, спросил его Ричи.

- Принести жертву Великому Графоману, - объявил Морган зловещим полушёпотом. - Чего никто не делал уже полтора столетия.

Ричи много слышал об этом акте сектантского поклонения, но, опасаясь возможных последствий, никогда не решался узнать детали, да и, в общем, питал к Великому Графоману не самые тёплые чувства - один из рассказов сочинителя Строубэка забраковала комиссия Единого Порядка по закону о Пресечении умножения сущностей из-за того, что сюжет его, как выяснил позже Ричи, походил на творение Мэтра, как две капли пива на пропотевшей майке домашнего футбольного болельщика. У всего умирающего литературного мира имелись причины испытывать по отношению к Великому Графоману поясничную боль: на написанное им количество текстов в нынешнее время могли бы прокормить свои семьи около десяти именитых писателей или полторы дюжины поскромнее, но, увы, все их идеи подгрёб под своё имя тот, кому лотереей времени судилось родиться до. Как бы то ни было, если учение о реинкарнации верно, жизнь покарала и ещё не раз покарает Великого Графомана в будущем за нерациональное использование словесных ресурсов. Но непосредственно в данный момент от такой мысли Ричи не становилось лучше.

- В чём заключается жертва, Мори?

Кузен выпустил в потолок дымные кольца, сперва принявшие форму олимпийской эмблемы, а после искусно перестроившиеся в очертания нефритового стержня.

- Для начала, насколько я знаю, необходимо похвалить на форуме одно из его произведений.

- Но для я должен его прочитать! - ужаснувшись, воскликнул Ричи.

- В этом и заключается жертва, - лукаво, словно змий-искуситель, пояснил Морган, смочив слюной очередной бумажный свёрток и принявшись набивать его содержимым. - Но можно и не читать. Сказать честно, этим, на самом деле, никто и не занимается. Главное - хвалить. Или ругать, если не боишься оказаться побитым камнями. Словом - говорить о нём, обсуждать и преклоняться.

- И как долго ждать эффекта?

- От нескольких дней до... ну это уже от тебя зависит.

Ричи обречённо расплылся по спинке кресла, бессильный, как работавшая всю неделю гетера, и бесформенный, как огромная амёба, всеми фибрами души ощущая нацелившийся в его позвоночник металлический стержень, чьи порывы, по обыкновению, кое-как сдерживало верное сиденье.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Идеи и интеллектуалы в потоке истории

Новая книга проф. Н.С.Розова включает очерки с широким тематическим разнообразием: платонизм и социологизм в онтологии научного знания, роль идей в социально-историческом развитии, механизмы эволюции интеллектуальных институтов, причины стагнации философии и история попыток «отмены философии», философский анализ феномена мечты, драма отношений философии и политики в истории России, роль интеллектуалов в периоды реакции и трудности этического выбора, обвинения и оправдания геополитики как науки, академическая реформа и ценности науки, будущее университетов, преподавание отечественной истории, будущее мировой философии, размышление о смысле истории как о перманентном испытании, преодоление дилеммы «провинциализма» и «туземства» в российской философии и социальном познании. Пестрые темы объединяет сочетание философского и макросоциологического подходов: при рассмотрении каждой проблемы выявляются глубинные основания высказываний, проводится рассуждение на отвлеченном, принципиальном уровне, которое дополняется анализом исторических трендов и закономерностей развития, проясняющих суть дела. В книге используются и развиваются идеи прежних работ проф. Н. С. Розова, от построения концептуального аппарата социальных наук, выявления глобальных мегатенденций мирового развития («Структура цивилизации и тенденции мирового развития» 1992), ценностных оснований разрешения глобальных проблем, международных конфликтов, образования («Философия гуманитарного образования» 1993; «Ценности в проблемном мире» 1998) до концепций онтологии и структуры истории, методологии макросоциологического анализа («Философия и теория истории. Пролегомены» 2002, «Историческая макросоциология: методология и методы» 2009; «Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке» 2011). Книга предназначена для интеллектуалов, прежде всего, для философов, социологов, политологов, историков, для исследователей и преподавателей, для аспирантов и студентов, для всех заинтересованных в рациональном анализе исторических закономерностей и перспектив развития важнейших интеллектуальных институтов — философии, науки и образования — в наступившей тревожной эпохе турбулентности

Николай Сергеевич Розов

История / Философия / Обществознание / Разное / Образование и наука / Без Жанра