Вехи

практики,   «правды-истины»   и   «правды-справедливости».   Но   сейчас   мы   духовно

нуждаемся в признании самоценности истины, в смирении перед истиной и готовности на

отречение во имя е

е5[

5]. Это внесло бы освежающую струю в наше культурное творчество.

Ведь   философия   есть   орган   самосознания   человеческого   духа,   и   орган   не

индивидуальный, а сверхиндивидуальный и соборный. Но эта сверхиндивидуальность и

соборность   философского   сознания   осуществляется   лишь   на   почве   традиции

универсальной   И   национальной.   Укрепление   такой   традиции   должно   способствовать

культурному   возрождению   Росcии. Это давно желанное и радостное возрождение,ии.   Это   давно   желанное   и   радостное   возрождение,

5[5]  Смитрение перед истиной имеет большое моральное значение, но не должно вести  к культу

мертвой, отравленной истины.

пробуждение  дремлющих   духов  требует   не  только   политического  освобождения,  но  и

освобождения от гнетущей власти политики, той эмансипации мысли, которую до сих пор

трудно было встретить у наших политических освободителе

й6[

6]. Русская интеллигенция

была такой, какой ее создала русская история, в ее психическом укладе отразились грехи

нашей   болезненной   истории,   нашей   исторической   власти   и   вечной   нашей   реакции.

Застаревшее самовластие исказило душу интеллигенции, поработило ее не только внешне,

но и внутренне, так как отрицательно определило все оценки интеллигентской души. Но

недостойно свободных существ во всем всегда винить внешние силы и их виной себя

оправдывать. Виновата и сама интеллигенция:  атеистичность ее сознания есть вина ее

воли, она сама избрала путь человеко-поклонства и этим исказила свою душу, умертвила в

себе инстинкт истины. Только сознание виновности нашей умопостигаемой воли может

привести   нас   к   новой   жизни.   Мы   освободимся   от   внешнего   гнета   лишь   тогда,   когда

освободимся от внутреннего рабства, т.е. возложим на себя ответственность и перестанем

во всем винить внешние силы. Тогда народится новая душа интеллигенции.

Сергей Николаевич Булгаков

ГЕРОИЗМ И ПОДВИЖНИЧЕСТВО

(Из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции)

I

Россия пережила революцию. Эта революция не дала того, чего от нее ожидали.

Положительные приобретения освободительного движения все еще остаются, по мнению

многих,   и   по   сие   время   по   меньшей   мере   проблематичными.   Русское   общество,

истощенное предыдущим напряжением и неудачами, находится в каком-то оцепенении,

апатии,  духовном разброде,  унынии.  Русская  государственность  не  обнаруживает  пока

признаков обновления и укрепления, которые для нее так необходимы, и, как будто в

сонном   царстве,   все   опять   в   ней   застыло,   скованное   неодолимой   дремой.   Русская

гражданственность,   омрачаемая   многочисленными   смертными   казнями,   необычайным

ростом преступности и общим огрубением нравов, пошла положительно назад. Русская

литература  залита  мутной волной порнографии и сенсационных изделий. Есть от чего

прийти   в   уныние   и   впасть   в   глубокое   сомнение   относительно   дальнейшего   будущего

России.   И   во   всяком   случае,   теперь,   после   всего   пережитого,   невозможны   уже   как

наивная,   несколько   прекраснодушная   славянофильская   вера,   так   и   розовые   утопии

старого   западничества.   Революция   поставила   под   вопрос   самую   жизнеспособность

русской гражданственности и государственности; не посчитавшись с этим историческим

опытом,   с   историческими   уроками   революции,   нельзя   делать   никакого   утверждения   о

России, нельзя повторять задов ни славянофильских, ни западнических.

После кризиса политического наступил и кризис духовный, требующий глубокого,

сосредоточенного раздумья, самоуглубления, самопроверки, самокритики. Если русское

общество   действительно   еще   живо   и   жизнеспособно,   если   оно   таит   в   себе   семена

будущего, то эта жизнеспособность должна проявиться прежде всего и больше всего в

готовности   и   способности   учиться   у   истории.   Ибо   история   не   есть   лишь   хронология,

отсчитывающая   чередование   событий,   она   есть   жизненный   опыт,   опыт   добра   и   зла,

составляющий   условие   духовного   роста,   и   ничто   так   не   опасно,   как   мертвенная

неподвижность   умов   и   сердец,   косный   консерватизм,   при   котором   довольствуются

повторением задов или просто отмахиваются oт уроков жизни, в тайной надежде на новыйт уроков жизни, в тайной надежде на новый

«подъем настроения», стихийный, случайный, неосмысленный.

Вдумываясь   в   пережитое   нами   за   последние   годы,   нельзя   видеть   во   всем   этом

историческую случайность или одну лишь игру стихийных сил. Здесь произнесен был

6[6]  Примеч.   ко   2-му   изд.   Политическое   освобождение   возможно   лишь   в   связи   с   духовным   и

культурным возрождением и на его основе.