"Вексель Судьбы" (книга первая)

-- Сейчас, подождите несколько минут, -- сосредоточенно и негромко ответил Борис, после чего поднялся и ушёл в другую комнату. Мария вздохнула и пристально посмотрела в глаза Петровичу и Алексею.

-- Не могу поверить. Точно окунулась в сорок первый год. Какое же страшное было время! И как быстро мы обо всём забыли, хотя память -- вот, совсем рядом, -- она указала на коробку, -- и мы прожили рядом с ней всю жизнь!

Вскоре вернулся Борис и не поднимая глаз сообщил, что Николай Савельевич Гурилёв в декабре 1941 года был направлен с дипломатической миссией в Великобританию и погиб на эсминце в Норвежском море.

-- Откуда ты так быстро об этом узнал? -- поинтересовался Алексей.

-- Через компьютерный интернет-поиск. Хорошая вещь, я покажу тебе, как она работает.

-- Я примерно представляю. А этот поиск вдруг может -- ошибаться?

-- Увы, нет... Я искренне соболезную.

-- Да, отец мог бы пожить ещё... Ему ведь не было даже пятидесяти. Дождался бы Победы... А так -- погиб, даже не узнав о ней.

-- Как и миллионы других, -- Мария всхлипнула. -- Миллионы не дождались. Господи, как всё-таки это страшно и несправедливо! И никто этого сейчас не понимает. Ведь мы только делаем вид, что помним войну, а на самом деле? Нужно не просто помнить, а нужно чувствовать, нужно понимать!

Алексей, ничего не ответив, собрал документы в коробку и спросил разрешения закурить. Борис немедленно принёс пепельницу. Алексей курил один, и понимающее молчание всех остальных казалось тягостным и даже гнетущим. Он глубоко затягивался, докурил быстро и, скомкав сигарету, твёрдым голосом произнёс, обращаясь с Борису и Марии:

-- Утро вечера мудренее. Пора бы поспать. Вы ведь не будете возражать, если мы заночуем у вас?

-- О чём речь? Я сейчас всё организую.

-- Спасибо.

Борис провёл Алексея и Василия Петровича в одну из комнат, где расстелил диван и разложил на полу матрац с одеялом.

Все пожелали друг другу спокойной ночи, и в комнатах наркомовской квартиры вскоре погас свет.

Глава пятая

Роковой дневник

Зачитывать вслух письмо отца из обнаруженной в тайнике тетради было настолько горестно и тяжело, что Алексею стоило огромных усилий сохранять самообладание и не допустить, чтобы из глаз хлынули слёзы. Именно поэтому, огласив основную часть письма, он с огромным для себя облегчением закрыл тетрадь, словно распахнувшееся от сквозняка времени окно.

Когда Петрович заснул, Алексей включил крошечный ночник и вернулся к отцовскому посланию. Страницы, с которых было зачитано отцовское послание, были лишь вклеены в тетрадь, исписанную незнакомым мелким почерком. Рукопись предварял оставленный рукой отца короткий комментарий, из которого следовало, что тетрадь эта была написана его однокашником по университету Платоном Фатовым. Гражданская война и эмиграция разлучила их, но три года назад Николай Савельевич неожиданно встретил Платона в Москве на одном из приёмов по линии НКИД.

Да, да, это действительно было так. Алексей вспомнил, как осенью тридцать восьмого года у них до поздней ночи гостил высокий светловолосый человек в шикарном тёмно-бежевом костюме, представляя которого отец упомянул, что тот "только что из Берлина". Гость был весел, остроумен, болтал о недавно вспыхнувшем романе Ремарка с Марлен Дитрих, рассказывал о своём знакомстве с Караяном, проча тому славу Тосканини, а также делился впечатлениями о грандиозной архитектурной выставке в германской столице, откуда он был не прочь перенять ряд принципиальных идей для перестройки Москвы. Но что было особенно любопытно -- из его уст Алексей впервые услышал показавшееся тогда невероятным суждение о том, что в гитлеровской Германии есть силы, которые склоняются к возобновлению добрых отношений с Советским Союзом и что в скором времени Берлин и Москва должны будут сделать навстречу друг другу весьма значительные шаги. Эти слова гостя так бы и остались экстравагантной причудой, если бы в августе тридцать девятого он не вспомнил о них в связи с неожиданным заключением советско-германского договора. Тогда же Алексей окончательно убедился, что отцовский приятель-эмигрант, владеющий подобного рода информацией и свободно перемещающийся между Москвой и заграницей, не может не быть связаным с определёнными советскими органами, и поэтому сразу же зарёкся поменьше о нём думать или, лучше всего, -- забыть.

Однако забыть белокурого красавца не получилось, поскольку Платон Фатов, как следовало из составленного отцом комментария, в начале ноября 1941 года снова появился в столице и прожил в их квартире несколько дней.

Углубившись в дальнейшее чтение, которое представляло собой оставленный Фатовым дневник с описанием событий, происходивших с ним начиная с конца июля 1941 года, Алексей с изумлением и немым восторгом начал понимать, зачем и во имя чего отец поместил эту тетрадь в тайник и с чем, возможно, связано его собственное фантастическое воскрешение спустя семьдесят лет после войны.

Итак, вот что было написано в той тетради.

"8/XI-1941