Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 (СИ)

– Для них это просто стимулирующее средство…  – бархатный занавес на сцене медленно раздвинулся, – впрочем, так и есть на самом деле. Но он пусть думает, что излечился…

Студенты местной консерватории, парень в малице и девушка в цветастом халате, при меховой шапке, выступили вперед:

– Музыкальный подарок народов Сибири, – звонко сказали они, – песни и танцы нашей советской Родины…  – Саша вытянул на свет портсигар:

– Товарищ Левина, то есть Фейгельман, идет третьим номером. Ничего страшного, если я пропущу якутов и эвенков. Курилка здесь за углом…  – он тихо выскользнул из ложи.

Помня о наставлениях господина Кима, Тупица позволил себе всего одну рюмку водки:

– Инге тоже предпочитает вино…  – он бросил взгляд в сторону свояка, – хотя он вообще-то неплохо пьет…  – словно услышав его, зять хмуро сказал:

– У меня утром эксперимент в здешней лаборатории. Завтра начинается симпозиум, у меня не останется времени на встречи со студентами. Жаль, здесь попадаются смышленые ребята…  – Генрик, разумеется, ничего не сказал Инге о картонных упаковках с таблетками, полученных от директора института проблем человеческого организма. Они встречались еще один раз. Генрик узнал, что его анализы, оставляющие, как выразился Ким, желать лучшего, изменятся с началом приема препарата:

– Главное, не пропускать таблетки, вести размеренный образ жизни, – напутствовал его Ким, – скоро вы почувствуете прилив энергии, и остальные вещи…  – он покрутил рукой, – тоже вас не разочаруют. Курс занимает полгода, возьмите запас препарата на это время…  – шесть упаковок Генрик спрятал в своем несессере итальянской замши. Он не хотел, чтобы свояк даже случайно увидел таблетки:

– В Лондоне Адель не шарит в моих вещах, – успокоил себя Генрик, – и вообще, она скоро займется другими хлопотами, приятными…  – он поймал себя на улыбке. Авербах собирался назначить еще одну встречу с господином Кимом, однако директор попрощался с ним по телефону:

– У меня много дел с переездом института, – извиняющимся голосом объяснил он, – в любом случае, вы знаете, как со мной связаться. Доктор Алишерова тоже передает привет…

Сергею Петровичу предстояло сопровождать цинковый гроб с телом Светланы Алишеровны на остров Возрождения. После телефонного разговора с начальством он понял, что профессор Мендес гораздо больше озабочен побегом 880, чем гибелью собственной жены:

– Жену ему доставят новую, – хмыкнул Ким, – а 880, судя по всему, имел отношение к профессору, когда он еще был Кардозо. Впрочем, он зря волнуется. Даже если беглеца не поймают, если он не сгинет в тайге или пустыне, если его не расстреляют китайцы, наш остров все равно недосягаем, мы в полной безопасности…  – по спине бывшего Сабуро-сана пробежал неприятный холодок:

– В полной безопасности, – уверил он себя, – маэстро понятия не имеет, кто я такой на самом деле, и ничего не знает об острове. И вообще, он, как все гении, занят только собой…  – с началом приема таблеток, несколько дней назад, Генрик заметил, что он стал меньше уставать:

– Один из эффектов средства, – понял Тупица, – господин Ким предупреждал, что так и случится. Но нельзя злоупотреблять повышением работоспособности, надо больше спать и меньше…

Он надеялся, что Инге спишет его покрасневшие щеки на хорошо протопленный зал и несколько бокалов грузинского вина. К Генрику вернулись мысли, от которых он старательно хотел избавиться:

– Я думаю об Адели, но не как обычно, – ему стало неловко, – из-за этого все происходит дольше. Час или даже два часа, словно я на отдыхе. Во время работы, если такое и случается, то мне хватает пяти минут…  – допив белое вино, сжевав ароматную рыбку, он услышал голос со сцены:

– Еврейская Автономная Республика приветствует нашего выдающегося гостя, гордость мировой музыки…  – столы вокруг взорвались аплодисментами. Генрик, поднявшись, раскланялся:

– Выступает студентка биробиджанского музыкального училища, товарищ Дора Фейгельман. Еврейская колыбельная песня, «Рожинкес мит мандельн»…  – Генрик замер. Ласковая рука покачала его, отец смешливо сказал:

– «Сурок» его не усыпил, Дора. Бетховен уступает место настоящей колыбельной…  – запахло сладким, он прижался разгоряченной щекой к мягкой щеке матери:

– Я рано начал говорить, – Генрик забыл сесть, – в год я уже лепетал:

– Маме петь, петь…  – темные волосы окутали его. Генрик обхватил мать ручками за шею:

– Зинг-лид, – капризно велел ребенок, – зинг, мамеле…  – тяжелые локоны темного каштана, падали на стройные плечи девушки, в закрытом, старомодного покроя платье:

– Такие носили пожилые женщины в гетто, – вспомнил Генрик, – некоторые ходили с париками, с косынками, как у нее…  – платок прикрывал голову девушки, но косы было никак не спрятать:

– У нее локоны до талии, – полюбовался Генрик, – какая она красавица…  – отсюда он не мог разглядеть цвет глаз девушки:

– Тоже темные, наверняка, как у мамы. Ее и зовут, как маму, Дора…  – низкий голос напомнил ему о выступлениях кузины Дате: