Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 (СИ)

– Хотя комитетчик утверждает, что доктор Эйриксен связан с британской разведкой, Моссадом и ЦРУ…  – по спине Журавлева пробежал мерзкий холодок, – он выполняет здесь их задания…  – Михаил Иванович утешал себя тем, что его давно законсервировали. Несмотря на это, генерал понимал, что его не пощадят:

– Вербовка есть вербовка, пусть и пятнадцатилетней давности, – вздохнул он, – если Комитет что-то узнает, меня ждет арест и трибунал. Наталья лишится всего, у нее отберут Марту…  – после гибели родной дочери Михаил Иванович не мог и подумать о расставании с дочерью приемной. Марта заменила ему сына, которого когда-то хотел Михаил Иванович. Он обучил девочку водить машину и моторную лодку, возил ее на рыбалку, рассказывал о работе инженеров и физиков, под своим началом:

– Пусть ее идет в токари, – добродушно сказал Михаил Иванович жене, – она права, инженер должен получить рабочие навыки. Я в ее возрасте подмастерьем бегал на нашем заводе в Ленинграде…  – Наташа поджала губы:

– Она получит золотую медаль, какой из нее токарь…  – генерал хмыкнул:

– Отличный, руки у нее из нужного места растут. Что касается медали, то школу она закончит в четырнадцать лет. Университет от нее никуда не денется…  – Наташа хотела, чтобы дочь осталась в Куйбышеве, однако Михаил Иванович понимал, что Марту надо отпустить в Москву, на физический факультет Университета:

– Или она в Бауманку пойдет, – он прислушивался к тишине коридора в общежитии аспирантов, – сразу в инженеры…  – знакомясь с доктором Эйриксеном, Журавлев понял, что ученый не купил его легенду. Он помнил спокойный, немного презрительный взгляд голубых глаз. Крепкие пальцы повертели удостоверение Михаила Ивановича:

– Очень приятно, товарищ Иванов, – генералу показалось, что мальчишка едва сдерживает смешок, – спасибо Академии Наук СССР за заботу о нашем быте…

Бытом физиков занимались работники Академгородка. Михаилу Ивановичу оставалось заглядывать на заседания, где он все равно ничего не понимал. Болеющий Ландау прислал симпозиуму приветствие, конференцию открывал нобелевский лауреат Тамм. И он, и Сахаров, тоже приехавший в Новосибирск, знали Журавлева в лицо:

– Но физики будут молчать, – успокоил себя генерал, – они подписывали документы о неразглашении секретных сведений. Хотя, по слухам, Сахаров не очень-то жалует советскую власть…  – Журавлев помнил, что даже во времена покойного Сталина, заключенные шарашек не стеснялись в выражениях:

– Берия разрешал им болтать все, что угодно. Главное, чтобы двигалась работа…  – Михаил Иванович видел, что молодые советские физики свободно разговаривают с западными коллегами:

– Они все знают языки, слушают тамошнее радио. У этого Эйриксена здесь прямо простор для вербовки…  – Михаил Иванович все-таки решил, что ученый понятия не имеет о делах давно минувших дней, как он называл послевоенные события:

– По крайней мере, если он заведет об этом разговор, я сделаю вид, что ничего не знаю. Да и не заведет он, – уверил себя генерал, – не звать же ему переводчика, а русским он не владеет. Или владеет, но искусно притворяется…

Криво повешенная рукописная табличка на двери комнаты доктора Эйриксена сообщала на двух языках: «Ушел на базу». Базой научная молодежь в Академгородке называла лабораторный комплекс. Рисуночек рядом изображал обитателя комнаты, с академическими лаврами на шее, перебирающего мешок картошки:

– Физики шутят, – кисло усмехнулся Журавлев, – распустили их здесь. Но объявление писал не только доктор Эйриксен, с русским ему помогли…  – до начала утреннего заседания оставалось минут пятнадцать:

– Сейчас, – велел себе Михаил Иванович, – она не подписала тетрадку. Никто ничего не заподозрит…  – он не мог отказать приемной дочери:

– Работа о числах Серпинского…  – горячо сказала Марта, – доктор Эйриксен в прошлом году нашел самое малое, но кажется, я его переплюнула…  – девочка поскребла карандашом в коротко стриженых волосах, – сейчас я тебе все объясню, папа Миша…  – Журавлев достал из портфеля неприметную тетрадку:

– Серпинский или не Серпинский, а за такое меня бы тоже не похвалили. Саша бы меня и допрашивал, несмотря на то, что мы его почти вырастили…  – со старшим лейтенантом Гурвичем он встретился ненадолго, готовясь к поездке в Академгородок. Саша обретался на загородных дачах обкома:

– У нас идет операция в городе, – кратко объяснил юноша, – потом я к вам присоединюсь. Негласно, конечно, Викинг не должен меня видеть…  – справившись с отчаянно бьющимся сердцем, Журавлев сунул тетрадку под дверь комнаты:

– Не зря я спросил у Саши, где они поставили камеры, – похвалил себя генерал, – в коридоре их нет, а способа снимать через дверь пока не придумали. Или придумали, – Журавлев испугался, – но я об этом не знаю? Ладно, была не была…

Убедившись, что край тетрадки не виден из коридора, он пошел к лифтам.