Читаем Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 полностью

Филологический факультет педагогического института, где Генрих посещал вечерние занятия располагался в Хамовниках, на Малой Пироговской улице. Обычно после пар он возвращался в общежитие пешком, легко отмахивая несколько километров по Садовому Кольцу и набережной Москвы-реки. Только в непогоду Генрих садился на «букашку», переполненный троллейбус маршрута Б, медленно ползущий по кольцу в сторону Смоленки.

Сегодня, отпросившись со второй лекции, о русской литературе прошлого века, Генрих нырнул в метро на «Парке Культуры». День был будничный, среда. На перроне скопилась толпа служащих окрестных учреждений. Ожидая поезда, Генрих сверился с часами:

– Остается ровно сорок минут…  – товарищи по работе подсмеивались над его пунктуальностью, – десять минут до «Охотного Ряда», пять минут на пересадку, и я на месте. Хватит времени на очередь в гардероб и на чашку кофе в буфете…

Профком и комитет комсомола, вернее, его культмассовый сектор, пару раз в месяц распространяли среди рабочих театральные билеты с большой скидкой. Товарищи Генриха по стройке, впрочем, предпочитали кино, футбол и стоящие в комнатах отдыха общежития телевизоры:

– В театр, кроме меня, почти никто не ходит…  – толпа сама внесла его в вагон, – только девчонки бегают в оперетту…  – за осень Генрих успел побывать почти во всех театрах Москвы:

– Все равно мне больше делать нечего…  – на «Библиотеке имени Ленина» машинист даже не открыл двери поезда, – мистер Мэдисон больше не приходит в Нескучный Сад, тайник исчез…  – Генрих несколько раз пытался оставить в парке материалы, однако, насколько он понял, тайника больше не существовало. На его попытку позвонить в посольство никто не ответил:

– Надо подождать, – велел себе Генрих, – они обязательно выйдут на связь…  – паспорт его почти полного тезки, товарища Миллера, лежал вместе с наличными деньгами в неприметном чемоданчике. Эту неделю багаж проводил на Ярославском вокзале.

Рассматривая свое отражение в темной двери поезда, Генрих пригладил коротко стриженые, каштановые волосы. До лекций он успел забежать в парикмахерскую:

– Галстук у меня импортный, – он улыбнулся, – костюм тоже. Социалистического производства, но импортный…  – у Генриха, с его невысоким ростом, приятели редко одалживали костюм, но его галстук успел побывать на десятке свиданий:

– Парни здесь надевают галстук только в театр или встречаясь с девушкой, да и то не со всякой…  – он вспомнил хмурый голос соседа по комнате. Юноша пытался завязать перед зеркалом галстук. Генрих вздохнул:

– Стой спокойно, я сам все сделаю. Нечего волноваться, это всего лишь знакомство с родителями…  – штукатур отозвался:

– С москвичами, а я лимита, как нас называют. Еще решат, что я за пропиской охочусь…  – Генрих сбил пылинку с лихо завязанного узла:

– Ты говорил, что у них в двух комнатах теснится пять человек. Они совсем не богачи, а ты неплохо зарабатываешь…  – приятель хмыкнул:

– Не богачи, но москвичи, что важнее…  – Генрих скосил глаза на «Известия» в руках соседа справа. Несмотря на давку, пассажир пытался читать газету:

– Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме…  – провозглашали жирные буквы, – доклад председателя ЦК КПСС товарища Никиты Сергеевича Хрущева…

С докладом их познакомили вчера, на занятиях в Академии. Два раза в неделю по утрам, вместо стройки Генрих ехал на Лубянку. Высшая Разведывательная Школа, как официально называлась Академия, размещалась в неприметном доме, в глубине близлежащих к зданию Комитета дворов. На занятиях они мало говорили друг с другом:

– Ребята учатся, работают, как и я…  – он скользил глазами по строкам доклада, – а что касается местных кадров, то они делают вид, что впервые с нами встретились…  – товарища Матвеева, Паука, он пока в Академии не заметил, но фальшивая Света невозмутимо сидела на занятиях:

– Данута делит с ней квартиру, – вспомнил Генрих, – хорошо, что эта Света оставила меня в покое…  – костел святого Людовика стоял неподалеку от Комитета, но Генриху нельзя было заглядывать в церковь. За дверью замелькала набитая людьми платформа «Охотного Ряда»:

– Хотя на мессу могут ходить британские дипломаты. Почему посольство не отозвалось на сигнал тревоги…  – Генрих еще не решил, стоит ли ему повторить попытку:

– Неясно, что происходит в посольстве с жучками. Если у них стоят подслушивающие устройства, мой голос могут узнать…  – двери раскрылись, он очутился в бурлящей толпе:

– При коммунизме у каждого появится личный автомобиль, – развеселился Генрих, – и личная квартира. Хотя если каждый москвич получит по машине, по городу будет не проехать…

Пока пробки в Москве случались только у вокзалов и на Садовом Кольце. Привыкнув к многолюдному Лондону, Генрих не обращал внимания на давку:

– Они в Нью-Йорке не бывали, где все еще хуже, – юноша ввинтился в людскую массу, осаждающую эскалаторы, – давай, товарищ Рабе, поднажми…  – спектакль начинался в семь. Генрих шел в Малый Театр, на «Вишневый сад»:

Перейти на страницу:

Все книги серии Вельяминовы. За горизонт

Похожие книги

Контроль
Контроль

Остросюжетный исторический роман Виктора Суворова «Контроль», ставший продолжением повести «Змееед» и приквелом романа «Выбор», рассказывает о борьбе за власть, интригах и заговорах в высшем руководстве СССР накануне Второй мировой войны. Автор ярко и обстоятельно воссоздает психологическую атмосферу в советском обществе 1938–1939 годов, когда Сталин, воплощая в жизнь грандиозный план захвата власти в стране, с помощью жесточайших репрессий полностью подчинил себе партийный и хозяйственный аппарат, армию и спецслужбы.Виктор Суворов мастерски рисует психологические портреты людей, стремившихся к власти, добравшихся до власти и упивавшихся ею, раскрывает подлинные механизмы управления страной и огромными массами людей через страх и террор, и показывает, какими мотивами руководствовался Сталин и его соратники.Для нового издания роман был полностью переработан автором и дополнен несколькими интересными эпизодами.

Виктор Суворов

Детективы / Проза / Историческая проза / Исторические детективы
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза