Величайшее благо

Флор негодующе фыркнул и заговорил впервые с момента своего прихода:

— И что за война! Это же словно неразорвавшаяся граната! Сплошное безумие. Большие нации помышляют только о власти. Им и дела нет до тех, кто пострадает от этой войны.

— Говорят, что в Германии скоро случится экономический кризис, — примирительным тоном сказал Гай. — Это ускорит течение войны.

Он огляделся в поисках поддержки, но его слова были встречены ошеломленным молчанием. Госпожа Флор тревожно ерзала в кресле.

— Это будет кошмар! — воскликнула она. — Мы будем разорены!

Дракер по-черепашьи вытянул шею, чтобы присоединиться к беседе:

— Это всё английские слухи. Не будет никакого кризиса.

Последнее утверждение всех успокоило. Гарриет покосилась на Гая, но тот совершенно поплыл от съеденного и выпитого и даже не заметил устроенную им смуту. Или же притворялся, что не заметил. Она осознала, что ее муж готов простить своим знакомым всё что угодно.

Заметив ее взгляд, Дракер тихо добавил:

— Наш бизнес действительно во многом основан на собственности в Германии. Но это очень давние связи. Мы любим немцев не больше вашего, но не мы развязали эту войну. Нам надо выжить.

— Банкиры стоят на страже порядка, — перебила его госпожа Хассолель. — Это важные люди. За ними страна.

— А если порядок рухнет? — спросила Гарриет. — Если сюда придут нацисты?

— Они не станут с нами связываться, — самодовольно заявил Флор. — Не в их интересах. Им же не нужен экономический débâcle[31]. Если бы не мы, Румыния уже и так бы разорилась.

— Мы могли бы уже дюжину раз продать и купить эту страну, — торжественно добавил Тейтельбаум.

Казалось, только Дракер осознавал, что эти высказывания не помогают склонить Гарриет на их сторону. Он поднял руку, чтобы взять слово, но тут в разговор вмешалась самая младшая сестра.

— Мы работаем, копим деньги, приносим сюда средства, а они преследуют нас! — Она навалилась грудью на стол и уставилась на Гарриет своими кирпично-карими глазами. — В Германии мой муж был успешным адвокатом. У него был большой кабинет. Он приезжает сюда, а работать ему не дают. Почему? Он еврей! Приходится ему работать на моего брата. Почему они нас так ненавидят? Даже последний извозчик кричит на лошадь: «Пошла, жидовка!» Почему? Почему так?

Над столом повисла тишина — густая, заряженная, словно до этого вся семья кружила вокруг, и вот теперь один из них наконец камнем спикировал на остов внизу, на их общее горе.

Дракер наклонился к дочерям и прошептал что-то насчет grand-mère et grand-père. Они шепотом ответили ему. Он кивнул. Девочки взяли по апельсину и покинули комнату.

Когда за детьми закрылась дверь, разговор возобновился. Каждый из членов семьи принялся перечислять примеры гонений. Дракер склонил над тарелкой свою птичью голову. Он уже не раз слышал эти истории и знал, что они совершенно правдивы. Гай, потрясенный услышанным, сидел с сокрушенным видом. Единственными, кто оставались равнодушными, были Саша и госпожа Дракер. Последняя, очевидно, скучала. Сашу, казалось, эти рассказы никак не трогали. Мыслями он был далеко отсюда. Он был драгоценным зародышем в стенах матки, которая надежно охраняла его от окружающего мира.

— Но здесь же вам ничего не угрожает, — сказала Гарриет.

— Дело не в угрозе, — ответил Хассолель. — Угрозы повсюду. Это просто чувство, которое с нами издавна. В Буковине евреи носят шапки с лисьим мехом. Несколько веков назад им приказали носить такие шапки, потому что их называли хитрыми, как лисы. В наши дни они смеются над этим обычаем, но продолжают носить шапки. Они умны, это правда, но живут они сами по себе и никому не вредят.

— Может быть, дело в том, что они живут сами по себе? — спросила Гарриет. — Вы в первую очередь верны собственной нации. И вы разбогатели. Возможно, румынам кажется, что вы пользуетесь их страной и ничего не даете взамен.

Гарриет всего лишь пыталась поддержать разговор, но ее слова вызвали всеобщее смятение.

— Мы ни в чем не виноваты! — истерически воскликнула госпожа Флор. — Это всё румыны! Они закрывают перед нами все двери. Они эгоисты. В этой стране есть всё что угодно, но они не желают делиться. Жадные, ленивые люди! Они только гребут под себя.

Дождавшись, пока все умолкнут, Дракер заявил:

— Здесь всем хватит места, еды и работы достанет на всех. Румынам ничего не нужно — они хотят только есть, спать и совокупляться. Такая уж у них природа. Страной управляют евреи и иностранцы. Кто работает, тот и зарабатывает, не правда ли? Тогда уж можно сказать, что это румыны пользуются всем и ничего не дают взамен.

Это утверждение было встречено одобрительными кивками и возгласами.

— Мы, евреи, очень щедры, — сказал Тейтельбаум; его плоское, унылое лицо вдруг оживилось. — Мы делимся, если нас просят. Когда в 1937 году «Железная гвардия» процветала, по конторам ходили юноши в зеленых рубашках и собирали деньги на деятельность партии. Евреи давали в два-три раза больше, чем румыны, и какова была благодарность? «Железная гвардия» выпустила законы против нас. Еще в прошлом году здесь были погромы.