Величайшее благо

— Мы думали, вам двадцать, — сказала она.

Гарриет про себя подивилась, когда же они успели посовещаться и прийти к такому выводу. Госпожа Флор с озадаченным видом наклонилась, чтобы рассмотреть ее поближе, притворяясь, что поправляет что-то у себя на спине.

— Лея Блюм вышла замуж только в тридцать, — сказала госпожа Тейтельбаум примирительным тоном. — Мне говорили, что такое случается, когда женщина Занимается Карьерой.

Услышав о такой нелепости, все дружно залились смехом.

Гарриет повернулась к госпоже Флор, младшей из присутствующих, и спросила:

— Сколько вам лет?

Та вздрогнула.

— Здесь не принято, чтобы женщина сообщала свой возраст.

— В Англии не принято его спрашивать, — заметила Гарриет.

— Сколько детей вам хотелось бы завести? — спросила госпожа Хассолель.

— Мы подождем до конца войны.

— Будет слишком поздно.

— Почему же.

— Но сколько? Вы не думали над этим?

— Девять или десять.

— Так много? Вам пора начинать.

Гарриет рассмеялась, и госпожа Тейтельбаум, которая казалась добрее остальных, спросила:

— Вы же пошутили, верно? Вы гораздо моложе.

— Мне двадцать два, — сказала Гарриет. — На год меньше, чем Гаю.

— Вот как, — с облегчением и разочарованием сказали женщины.

Госпожа Хассолель позвала горничную и приказала ей что-то. Горничная принесла несколько баночек варенья из целых ягод.

— Всего одну ложечку, — с наслаждением пробормотала госпожа Тейтельбаум. — Я обожаю крыжовник.

— Мне в самом деле пора, — сказала Гарриет и начала подниматься, но женщины теснее сдвинулись вокруг нее.

— Нет-нет, — запротестовала госпожа Хассолель. — Нельзя уходить. Начинается «файвоклок».

В комнату въехала тележка, нагруженная бутербродами, пирожными, булочками с кремом и несколькими пирогами с яблоками, грушами и сливами.

Гарриет посмотрела в окно. Там снова шел дождь. Ветер сдувал потоки воды с мокрых деревьев. Госпожа Хассолель спокойно наблюдала за тем, как Гарриет вернулась на место.

9

В конце ноября в город пришел crivaţ, ледяной сибирский ветер, который дул прямиком в распахнутую пасть Молдавской равнины. Позже он принесет с собой снег, но пока что погода просто стала неуютной и угрожающей, и с каждым днем это ощущение росло.

На улицах было меньше народу. Некоторые покидали помещение только для того, чтобы торопливо сесть в автомобиль. Спрос на такси вырос. Нефтяные месторождения находились всего в тридцати милях от города, бензин был дешев, и таксисты брали за проезд меньше, чем в других столицах требовали за автобусный билет.

Кроме в того, в конце ноября появился и новый страх: Россия вторглась в Финляндию. Гай оставался тверд в своей вере, хотя знакомые готовы были винить его в предательстве Советского Союза. Они с Гарриет узнали о произошедшем в «Атенеуме», куда их отвел поужинать Кларенс. Покинув обеденный зал, они увидели, что главный холл готовят к приему. Все лампы горели, столы были уставлены цветами, а на полу расстилали красный ковер.

— Немцы, — сказал Гай, увидев первых гостей. Британцы и немцы в Бухаресте знали друг друга в лицо. Гарриет впервые по-настоящему встретилась с врагом. Гай и Кларенс показали ей нескольких важных представителей немецкого посольства. Все они были пышно наряжены, включая Герду Хоффман, коренастую женщину с соломенного цвета волосами, уложенными вокруг головы наподобие шарфа. Никто не знал, чем именно она занимается, но слухи нарекли ее величайшим агентом Германии.

Несколько немцев стояли отдельной группой. Увидев, что к ним приближаются трое молодых англичан, они стали теснее, чтобы англичанам пришлось разделиться и обойти их. Когда это произошло, немцы так и покатились со смеху. Гарриет поразило, что такие важные персоны могут вести себя так по-идиотски. Гай и Кларенс не удивились: подобное поведение казалось им типичным для немцев, прибывших в страну под эгидой Нового Порядка[32].

— Они тут не просто так собрались, — сказал Кларенс. — Интересно, что случилось. Давайте спросим в баре.

В баре они встретили Галпина, который рассказал им о вторжении в Финляндию.

— Это только начало, — сказал он. — Теперь Россия объявит нам войну, а потом они с немцами поделят Европу между собой. Что им помешает?

— Что угодно, — ответил Гай. — Уверен, что русские не будут принимать никаких преждевременных решений.

Галпин глядел на него с мрачной насмешкой.

— Вы думаете, что понимаете Россию, точно так же как римский папа думает, будто понимает Господа. Увидите. Немцы или русские будут здесь быстрее, чем вы скажете: «Восточная Польша».

Гай рассмеялся, но никто не поддержал его. Остальных охватило ощущение надвигающейся катастрофы.

На следующее утро Гарриет, раздираемая сомнениями, шагала по парку Чишмиджиу. В полдень ей предстоял осмотр квартиры. Если они решат снять ее, им придется внести трехмесячную оплату. Ей не хотелось рисковать деньгами.

— Не беспокойся, — сказал Гай. — Мы пробудем здесь не меньше года.