Неизвестно, какими путями маска, «которую мог снять зять великого драматурга, врач по профессии», предполагает фрау Хаммершмидт–Хуммель, попала из Англии на немецкую землю. Но в 1842 г. она была зарегистрирована под № 738 на аукционе в Майнце как предмет из наследства графа Кессельштатта. Может, это и породило версию о ее немецком происхождении? Потом, сменив ряд владельцев, маска оказалась в сейфе семьи Беккер в Дармштадте, дом которой пострадал от сильной бомбежки во время Второй мировой войны. Сейф рухнул вниз, слепок практически остался целым, но документы, подтверждающие его подлинность, находятся в таком состоянии, что к ним нельзя даже прикоснуться. После войны бургомистр города выкупил маску за 52 тысячи марок, и теперь она хранится в библиотеке дармштадтского замка.
Еще в XIX в. эксперты сравнивали маску и бюст на могиле Шекспира, отмечая принципиальные совпадения. Для большей убедительности испросили разрешения на эксгумацию, чтобы провести специальные измерения черепа. Священнослужитель, давший разрешение, неожиданно скончался, а его преемник запретил богохульную операцию. Ныне вообще никто не знает, сохранились ли какие‑либо останки Уильяма Шекспира. Правда, профессор Хаммершмидт–Хуммель обнаружила в маске «19 волосинок из бороды». Но и профессор–биолог из Мюнхена С. Пээбо, и профессор–физик из Цюриха Г. Бонани заявили, что определить возраст средневекового человека по столь малому количеству материала не представляется возможным.
Если остатки бороды сохранялись почти четыре столетия, вряд ли с ними что‑то случится за гораздо меньший срок, когда непременно появится более совершенная техника и технология, и еще один шекспировский секрет будет разгадан. Сложнее с авторскими тайнами. Из рукописного материала, оставленного сыном перчаточника из Стратфорда–на–Эйвоне, до нас дошли лишь шесть его подписей.
КЕМ БЫЛ ЖЕЛЕЗНАЯ МАСКА?
В 1751 г. Вольтер опубликовал свою книгу «Век Людовика XIV». Глава XXV содержала такой рассказ: «Через несколько месяцев после смерти этого министра (Мазарини. —
Он оставался на острове до того момента, пока доверенный офицер по имени Сен–Мар, губернатор Пинероля, приняв командование Бастилией, не отправился на остров Святой Маргариты и, — было это в 1690 г., — отвез узника в маске в Бастилию. Перед этим перемещением на остров приезжал маркиз де Лувуа. Неизвестный был доставлен в Бастилию, где был устроен настолько хорошо, насколько это вообще было возможно в таком месте. Ему не отказывали ни в чем, что бы он ни попросил. Узник имел пристрастие к чрезвычайно тонкому белью и кружевам, и получал их. Играл часами на гитаре. Ему готовили самые изысканные блюда, и старый врач Бастилии, который лечил этого человека, имевшего своеобразные болезни, говорил, что никогда не видел его лица, хотя часто осматривал его тело и язык. По словам врача, узник был замечательно сложен, его кожа была немного смуглая; голос поражал уже только одними своими интонациями. Этот человек никогда не жаловался на свое состояние, ни разу и ничем не выдал своего происхождения.
Неизвестный умер в 1703 г. и был похоронен около приходской церкви Сен–Поль. Что вдвойне удивительно — когда его привезли на остров Святой Маргариты, в Европе не было зафиксировано ни одного исчезновения из известных людей».
На следующий год, переиздавая свою большую книгу, Вольтер вновь возвратился к этому сюжету. Это свидетельствует о том, что первый рассказ вызвал любопытство читателей… Вот новые «уточнения»:
«Узник был, без сомнения, знатным, это следует из того, что происходило в первые дни на острове. Губернатор сам накрывал ему на стол и затем удалялся, предварительно заперев камеру. Однажды узник нацарапал что‑то ножом на серебряной тарелке и выбросил ее в окно по направлению к лодке, которая находилась около берега, прямо у подножия башни. Рыбак, которому принадлежала эта лодка, подобрал тарелку и привез губернатору. Последний, чрезвычайно озабоченный, спросил рыбака: «Читал ли ты то, что нацарапано на этой тарелке, и видел ли кто‑нибудь ее в твоих руках?» «Я не умею читать, — ответил рыбак. — Я только что нашел ее, а кроме меня, никто ее не видел». Этого человека держали взаперти, пока губернатор, наконец, не выяснил, что рыбак действительно не умеет читать, и тарелку никто не видел». «Можешь идти, — сказал он рыбаку. — Твое счастье, что ты не умеешь читать».