Величие и ограниченность теории Фрейда

«Влечения, управляющие зародышевыми клетками и частицами, переживающими отдельное существо, влечения, старающиеся поместить их в надежное место, пока они беззащитны против раздражений внешнего мира, и ведущие к соединению их с другими зародышевыми клетками и т. д., составляют группу сексуальных влечений. Они в том же смысле консервативны, как и другие, так как воспроизводят ранее бывшие состояния живой субстанции, но они еще в большей степени консервативны, так как они сохраняют жизнь на более длительные времена. Они-то, собственно, и являются влечениями к жизни: то, что они действуют в противовес другим влечениям, которые по своей функции ведут к смерти, составляет имеющуюся между ними противоположность, которой учение о неврозах приписывает большое значение. Это как бы замедляющий ритм в жизни организмов: одна группа инстинктов стремится вперед, чтобы возможно скорее достигнуть конечной цели жизни, другая на известном месте своего пути устремляется обратно, чтобы проделать его снова от известного пункта и удлинить таким образом продолжительность пути. Но даже если сексуальность и различие полов не существовали к началу жизни, то все же остается возможным, что влечения, которые впоследствии стали обозначаться как сексуальные, в самом начале вступили в деятельность и начали свое противодействие игре влечений Я вовсе не в какой-нибудь более поздний период»[12].

Что самое интересное в этом пассаже и что послужило причиной того, что я, наконец, его процитировал, так это то, как почти отчаянно Фрейд пытается спасти идею о консервативности всех инстинктов, а следовательно, и инстинкта жизни. Он вынужден был укрыться за новым определением сексуального инстинкта как некоего надзирателя за судьбами зародышевых клеток — определением, не соответствующим концепции инстинктов, изложенной в предыдущих работах.

Несколькими годами позже в работе «Я и Оно» Фрейд попытался дать Эросу статус настоящего инстинкта, приписывая ему консервативную природу. Он писал:

«На основе теоретических, опирающихся на биологию размышлений мы предположили наличие инстинкта смерти, задачей которого является приводить все органически живущее к состоянию безжизненности; в то же время Эрос направлен на усложнение жизни, на создание все более масштабных объединений частиц живой субстанции — конечно, с целью сохранить при этом жизнь. Оба первичных позыва проявляют себя в строжайшем смысле консервативно, стремясь к восстановлению состояния, нарушенного возникновением жизни. Возникновение жизни было бы, таким образом, причиной дальнейшего продолжения жизни и одновременно и причиной стремления к смерти — сама жизнь была бы борьбой и компромиссом между этими двумя стремлениями. Вопрос о происхождении жизни остался бы космологическим, а на вопрос о цели и назначении жизни ответ был бы дуалистическим»[13].

Эрос имеет целью усложнение жизни и ее сохранение, а потому он также консервативен, ибо при появлении жизни рождается и инстинкт, призванный ее сохранять. Но тогда мы должны спросить: если природа инстинкта в том, чтобы восстановить самое раннее состояния бытия, неорганическое вещество, как он может одновременно заботиться о восстановлении поздней формы бытия, т. е. жизни?

Наконец, после этих тщетных попыток спасти консервативный характер инстинкта жизни Фрейд в работе «Очерки психоанализа» пришел к отрицательному заключению: «В случае с Эросом (и инстинктом любви) мы не можем применить эту формулировку (о консервативном характере инстинктов). Это означало бы предположение, что живая субстанция некогда была целостностью, которая затем была разорвана на части и ныне стремится к воссоединению». Фрейд дал здесь же примечательную сноску: «Что-то в этом роде представляли себе некоторые писатели, однако в реальной истории живой материи ничто подобное нам неизвестно». Без сомнения, он имел в виду миф Платона об Эросе, посчитав его, однако, плодом поэтического воображения. Этот отказ воистину удивителен. Положения Платона на деле могли бы теоретически обосновать консервативную природу Эроса. Что могло быть лучшим подтверждением тезиса о стремлении инстинкта возродить прежнюю ситуацию, чем то, что мужской пол и женский вначале были едины, затем разделены и влекомы теперь желанием воссоединиться? Почему Фрейд не принял этого и вверг себя в теоретические затруднения с Эросом, не являющимся подлинным инстинктом?

Возможно, вопрос несколько прояснится, если мы сравним эту сноску к «Очеркам психоанализа» с ранним, существенно более подробным рассуждением в «По ту сторону принципа удовольствия». Фрейд цитирует «Пир» Платона в той части, где говорится о человеке, который поначалу был единым существом, но которого Зевс разделил на две части. После разделения половинки стремились каждая к своей другой половине, а когда встречались, то обвивали друга руками, горя желанием слиться воедино. Фрейд пишет: